Я нежилась под теплыми струями воды, смывая с себя грязь тайных коридоров, засохшую кровь и тревожные мысли. Как же хорошо. Предупреждение от Зверя разрушило весь кайф. Я быстро смыла с себя пену, вытерлась и втиснулась в свежую пижаму, которая никак не хотела налезать на влажное тело. Маскировку наносить не стала. Пусть хоть немного кожа подышит. Ночь на дворе, вряд ли кто в гости соизволит заглянуть. Зверя отправила спать. Если это главнюк бродит, то мне попадет за животных в лазарете, а очередных отработок мне не хочется.
Завернулась в одеяло, согреваясь, и осторожно приоткрыла дверь душевой. Петли предательски заскрипели. Я сморщилась. Жалобу что ли написать, что бы, наконец, тут все петли смазали?! Как в фильме ужасов, честное слово. Как назло ближайший ко мне ночник мигнул и погас. Часть коридора погрузилась в темноту. Я чертыхнулась. Опять в темноте идти до палаты.
Добежать бы до палаты без приключений. Интересно, кого почуял зверь? Опять наставнику не спиться?
Я почти бегом преодолела самую темную часть коридора, впереди виднелась заветная дверь, за которой скрывалась теплая постель. Внезапно из темного провала ближайшей палаты мне наперерез выскользнула тень. Я отпрянула, закрывая глаза рукой от яркого света светляка. Калистар. Глаза — бездонные темные провалы, волосы шевелятся, словно живой змеиный клубок, а в руках подсвечник. Я запнулась о край болтающегося одеяла и упала, больно ударившись копчиком.
— Стажер Лайрэт? — удивленный голос Калистара.
— Да, — пытаясь выбраться из-под одеяла, глухо отзываюсь я.
— Что вы тут делаете? — суперзрение отключилось и я уже нормальным зрением смотрела на привычный облик главнюка, нависающего надо мной.
— Спать иду, — по-моему, весьма резонный ответ. Но ему не понравилось. Главнюк нахмурился, оглядывая меня в свете не такого уж и яркого светляка. Без суперзрения он был едва ли ярче зажженной спички.
— Почему вы бродите по ночам? — он, наконец, опустил руку с зажатым в ней подсвечником.
— Так мыться ходил, — пожимаю плечами.
— А почему в темноте? — не сдавался главнюк, буравя меня темными глазами.
— Так нам светляки не выдают, а своего нет, — продолжаю сидеть на полу, укутавшись в одеяло. Не встать. Ноги окончательно запутались в дырке пододеяльника.
— А одеяло вам зачем? — оглядел меня с ног до головы Калистар.
— Холодно, — сообщаю, постукивая зубами. От мраморных плит ощутимо веет холодом, извиваясь, словно уж, пытаясь распутаться и встать. — Не поможете?
— А в прошлый раз тоже ты ползал по коридорам? — наклонился он ко мне, игнорируя просьбу о помощи.
— Когда? — не сразу сообразила про что он говорит, бросив тщетные попытки освободиться. Его лицо было совсем близко, а светляк он держал чуть позади. Опять словно на допросе оказалась. Мне по глазам бьет, а у него лишь очертания фигуры вижу.
— После случая на Предпортовой. — напомнил он, продолжая, видимо, изучать мое лицо.
— Я тогда тоже в душевую ходил. — Не понимая в чем суть претензий, подтверждаю. Что он прицепился-то?! Мыться в Империи законом не запрещено.
— Понятно, — вздыхает он, поднимая меня на ноги одним сильным рывком. Ноги по-прежнему освобождаться из одеяльного плена не хотят, и я снова начинаю падать. Главнюк в последнюю секунду успевает меня подхватить. — Такой неуклюжести еще ни разу не встречал, — его лицо в паре сантиметров от моего. Снова я обнимаюсь с главнюком. Хорошо хоть в этот раз пирожком не давлюсь. Смотрю в его черные глаза, которые так не похожи на те, настоящие. Пауза затягивается. Он, будто, тоже что-то пытается разглядеть, блуждая по моему лицу.
— Спасибо, — выдавила я, отводя взгляд. От моих нервных трепыханий одеяло сдалось и позволило коснуться голыми пятками холодного пола. Освобождаюсь от захвата главнюка и делаю пару шагов в сторону. — Спокойной ночи, наставник, — чуть склоняю голову, глядя на его темную и обманчиво массивную фигуру.
— И вам, стажер. — Кивает силуэт.
Я пробежала остаток коридора и, оказавшись в палате, звездочкой прыгнула на кровать, накрываясь одеялом с головой. Зубы стучат от холода остывшей простыни. Сжимаюсь в комочек и тяжело вздыхаю. Завтра новый и наверняка тяжелый день. Пора спать.
От очередного свитка с последними донесениями меня отвлекли приглушенные голоса из-за стены. Я отложил бумагу и потер уставшие глаза. Даже болеть я не имею права. Единственный плюс в моем плачевном положении — сон. Я впервые за последнее время спал больше трех часов. Непозволительная необходимость. Теперь наверстываю упущенное. Впрочем, ничего существенно важного я не пропустил. Наблюдающие все так же бесцельно носились по городу, разыскивая призрака.
Когда по коридору кто-то прошел в сторону лестницы я поднялся. Надо дойти до стажера и сказать спасибо. Ненавижу быть кому-то обязанным. Обязательства — признак несостоятельности. Только тем, кто слаб, может потребоваться помощь. Теперь я в долгу у самого отстающего и подозрительного курсанта. Еще хорошо бы узнать, зачем он брал ту книгу про артефакты. А в нынешнем положении проявлять чрезмерную жесткость — не лучший метод. Совесть у меня все же есть. Без необходимого количества доказательств припирать его к стенке не стоит.
Я, покачиваясь, направился в соседнюю палату. В целом лекари оценивали мое состояние, как удовлетворительное. Не удивительно. Царапина. Даже раной это назвать сложно. Обычный человек бы даже, пожалуй, сознания не потерял. Я же… слабости есть у всех. Мне тяжело далось расставание с небольшой прядью волос. Ощущение, будто руку отрезали. Теперь на моей голове красовался белый рубец над ухом, словно новомодная прическа с выбритой полоской на виске.
Разговор у нас не вышел. Да и о чем мы можем говорить? Я просто извинился, при этом чувствуя себя униженным. В качестве компенсации предложил ему поступить на следующий год. Отказался. Либо гордый, либо излишне самоуверен. И то и другое — признак глупости. Такому как он не выдержать испытание, будет тормозить всю команду и, в конечном итоге, в прямом смысле слова сядет остальным на шею. Но я не буду настаивать. У людей для того и есть мозг, что бы им думать. А научиться этому можно только набив шишек о острые углы суровой жизни. Пусть набивает. Моя доброта одноразовая. Больше поблажек не будет.
Я вновь уткнулся в ровные строчки писем и отчетов. Спать не хотелось. За окном наступила глубокая ночь. Изредка стучали в окно растревоженные резкими порывами ветра ветки деревьев, мерно горел карманный светляк. Уютно и спокойно. И почему я раньше так не любил больницы? Из-за призраков? Чушь. Нет их и быть не могло.
Словно в ответ на мои мысли в узкой щели приоткрытой двери что-то промелькнуло. Я до боли в глазах всматривался в полумрак освещенного ночниками коридора. Еще минут десять раздумывал, показалось или нет. Затем плюнул на все, вооружился старым тяжелым подсвечником и пошел в коридор. Надо бороться с глупыми детскими страхами. В тот раз могло и показаться, из-за усталости и не такое бывает. Но сегодня — нет. Там явно кто-то был. Вот только кто и зачем? Пугают меня или шпионят? Ничего глупее еще не встречал.
Ночники у самого пола неуверенно помигивали, намекая на свою скорую кончину. Надо бы действительно выделить денег на ремонт лазарета. С самого основания башни тут ничего не менялось. В конце коридора протяжно скрипнула дверь, в этот момент мигнул и окончательно погас один из фонарей. Я скользнул в пустую палату, притаившись за углом. Кто-то торопливо шел по коридору в мою сторону. Шаги приближались. Я выждал еще секунду и резко вышел наперерез неизвестному, зажигая светляк и держа подсвечник на изготовке. То, что с легкостью можно было принять за приведение, шарахнулось в сторону, запуталось в собственном странном одеянии и упало на пол. Я подошел ближе, вглядываясь в неизвестного. Странного вида хламидой с неровными краями подола оказалось обычное больничное одеяло. Оно сползло с головы неизвестного. Я поднес светляк ближе.