— Паркер...
Я вернула свой взгляд к нему, он в очередной раз тоже смотрел на меня. Он больше не выглядел рассерженным, теперь он был расстроен.
— Да?
Мартин поднял руку, будто собирался опустить ее на мою ногу, но остановился, когда я напряглась. Он снова выругался. Снова покачал головой и стиснул зубы.
— Слушай, — сказал он, — если бы ты осталась, то увидела бы, как я оттолкнул ее. Она мне не интересна. — Он немного расслабился, и я увидела вспышку обнадеживающей ранимости. Мое сердце яростно забилось в ответ.
Глупое сердце.
Он дотронулся до моей щеки, большим пальцем прочертив линию вдоль челюсти, и добавил:
— Я не заинтересован ни в одной девушке здесь, кроме тебя.
Я сжала губы, чтобы не поморщиться, но, видимо, глаза выдавали мое недоверие, потому что разочарование Мартина усилилось.
Прежде чем он смог продолжить, я прервала его:
— Мартин, даже если я поверила тебе — что вряд ли — это ничего не значит. Ты словно передал меня Рэю, чтобы он подвез меня. Когда мы приехали к этому дому, ты оставил меня. Ты просто ушел и даже не представил меня никому. Ты ушел, будто меня здесь и нет. Я не знаю этих людей, и я ужасна на вечеринках.
Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Так вот из-за чего все это? Ты здесь, потому что тебе не понравилось, что я ушел? Хотя я сделал так, как ты и хотела. Ты сказала, что не хочешь, чтобы я был собственником. Это что, какое-то наказание? Потому что я плохо реагирую на такую выносящую мозг пассивно-агрессивную ерунду.
Несмотря на мое желание оставаться спокойной, эти слова словно разожгли огонь в моей груди, но до сих пор мне удавалось оставаться спокойной. Мой гнев все возрастал, а вместе с ним увеличивалась громкость моего голоса.
— Нет, Мартин. Я не занимаюсь пассивно-агрессивной ерундой и не наказываю людей. Это одно из моих жизненных правил. Я честная. Если что-то расстраивает меня, я говорю об этом. Но для того, чтобы расстроиться, я должна быть удивлена твоим ужасным поведением. То, что ты оставил меня одну в комнате полной незнакомцев, делая сердечно-легочную реанимацию[2] женской половине вечеринки, не расстроило меня, потому что я не ожидала чего-то большего от тебя.
Настала его очередь вздрагивать. Он втянул воздух, внезапно выпрямившись, его глаза стали холодными, словно сосульки.
— Что, черт возьми, это должно означать?
— Это значит, что ты привык получать все, что ты хочешь или кого ты хочешь, когда ты этого хочешь. Я бы не расстроилась, если бы ты был сейчас наверху, участвуя в оргии с этой группой, у которых лишай. Потому что все это время я знала, что ты придурок, и ты не знаешь, как общаться с приличным людьми.
Он приоткрыл рот и уставился на меня, по-видимому, от моих слов и враждебного тона. Он выглядел так, будто потерял дар речи.
Я не хотела терять самообладание. На самом деле я гордилась тем, как непринужденно я контролировала свою реакцию и никогда не теряла самообладания. Поэтому потеря контроля была раздражающим приобретением после времени, проведенного с придурком Мартином Сандеки.
Наконец он обрел голос. На удивление, он был уже не таким злым.
— Если тебе не нравится, как я обращаюсь с тобой, почему ты позволяешь мне тебя целовать?
— Удобный случай и страсть.
Гхм... это прозвучало язвительно.
Он вздрогнул, словно я ударила его, и отвел взгляд. Из-за его реакции у меня заболело сердце, поэтому я сделала гигантский вздох сожаления.
Слова вырвались сами собой.
— Это не правда. Извини. Мне не стоило этого говорить. Правда...
Он поднял взгляд, и его неприкрытые эмоции заставили меня забыть все. Забыть об осторожности. Совершенно не думая о том, что собиралась сделать, я выдала ему всю горькую правду.
— Ты умный — это факт, у тебя бывают проблески гениальности, что огромная перемена для меня, ты веселый и очаровательный, когда захочешь этого. Со мной ты добрый и уважительный. А еще ты отлично целуешься. Сначала я думала, что это из-за отсутствия у меня опыта, но теперь понимаю, что ты действительно отлично целуешься. Мне нравится целоваться с тобой. Мне нравится, как это ощущается. Я люблю, когда ты прикасаешься ко мне. Но то, что ощущается хорошо, не всегда хорошо для меня, и я не готова оставаться с кем-то, кто иногда обращается со мной хорошо. Лучше я буду одна.
В конце моей незапланированной речи онемение вернулось вновь. Я всматривалась в него, надеясь, что он понял бы, насколько мы были несовместимы, и потянулась за книгой. Все это время я пыталась подавить румянец унижения.
2
Когда вы дышите в чей-то рот и нажимайте на грудь, чтобы заставить человека дышать, а — сердце биться снова после того, как оно остановилось.