Особо надо остановиться на одной очень важной детали в работе разведчика–информатора — он не должен попасть в сети дезинформации противника. Между разведками идет непрерывная война и в мирное, и в военное время. Все разведки стараются обмануть одна другую и засылают по самым различным каналам дезинформационный материал. «Деза» изготовляется очень тонко и коварно. Участвуют в этом все видные государственные деятели, вплоть до глав государств. В дезинформационный материал обязательно вводят правдивые данные, но, конечно, только те, которые уже известны противной стороне. Это и подкупает неопытного разведчика. Установив достоверность какой–то части данных, он считает достоверным и все остальное и поэтому делает ошибочные выводы. Классическим примером может служить наш горький опыт, когда Советскому правительству перед войной германская разведка подсунула «дезу». Но об этом ниже, а сейчас расскажу, как чуть было не попал в сети дезинформации японской разведки. Это случилось вскоре после того, как я начал работать в Разведупре.
Однажды, когда я с головой ушел в составление «Мобзаписок», один офицер принес мне кипу документов — примерно семь томов по 300–400 машинописных страниц — и радостно сообщил:
— Товарищ майор, «соседи» достали мобилизационный план Квантунской армии. Вот он!
Мое сердце радостно затрепетало. «Молодцы «соседи»!»
«Соседями» мы называли зарубежную агентуру НКВД, которая часто направляла нам свои материалы. По традиции эти материалы безоговорочно считались достоверными. И офицер, доставивший мне документы, был в восторге.
Но я тогда еще не знал здешних традиций. Когда радость улеглась, я бегло просмотрел эту гору документов и вдруг вспомнил давнюю историю о том, как разведка царской армии купила однажды за золото японский «мобилизационный план», оказавшийся обыкновенным несекретным полевым уставом.
Начал я сличать присланные материалы с теми данными, которыми мы располагали по японской армии. Оказалось, что ничего нового и важного в них нет. Указаны давно известные номера пехотных дивизий — и ничего больше. Зато очень много философских рассуждений о возможных вариантах отмобилизации и развертывания. Причем направления возможных главных ударов указываются неправдоподобные — на не подготовленном тогда театре войны, где нет дорог, складов, средств связи. Такого рода рассуждения мог изложить в документах любой грамотный штабист, глядя на карту будущих военных действий. Поломав несколько дней голову над материалами «соседей», я понял, что это обыкновенная «деза», к тому же не очень умно составленная.
Отнес весь ворох документов полковнику Пугачеву и сказал:
— Возьмите себе, это обыкновенная «деза».
Он подивился моей дерзости — ведь я нарушил «традицию».
— Ты будь осторожен в оценке! Это документы «соседей». Мы привыкли считать их достоверными.
— Чьи это документы, — отвечаю, — мне не важно. Для нас важно то, что они ничего нового не дают. Это «липа», сплошная вода… — И показал свои выборки и таблицы.
— Нет, этого не может быть! Ты, наверное, ошибся. Нужно еще раз проверить и дать положительный отзыв, — настаивал Пугачев.
— Мы все тщательно изучили, угробили на это две недели. Больше заниматься этой «дезой» не буду. У меня есть дела поважнее.
— Черт возьми! — недоумевал Пугачев. — Что же делать? Ведь нужно дать ответ «соседям». Там уверены, что документ важный. За него заплачено много золота. Ты составь какой–нибудь туманный, обтекаемый, «дипломатический» отзыв.
Поскольку мы были в дружеских отношениях, я ответил:
— Пошел ты к чертям! Верш себе эту «дезу» и составляй на нее сам хоть хвалебную оду 1
Полковник Пугачев (ныне умерший) был знающим офицером с хорошим оперативно–стратегическим кругозором. Но по специальности он — авиатор, мобилизационно–оперативных разработок по общевойсковым частям и соединениям никогда не делал и поэтому не знал, как они выглядят и какие сведения содержат. Естественно, он не мог правильно оценить документ «соседей». Однако, приняв мнение своих сотрудников, мужественно заявил «соседям», что они подсунули нам «дезу». Разразился скандал. Начальником отдела назначили генерал–майора Дубинина. Пугачев потом с обидой говорил, что это из–за меня его сняли, но дружба наша не нарушилась.