Он меня обнял и много наговорил тогда слов успокаивающих. А наутро к патриарху отвел. Тот сказал, что прок будет и отдал нашему хранителю на воспитание. А как исполнилось мне восемнадцать ушёл я из родового имения и стал жить отдельно.
Некоторое время не знал куда себя деть. Ни одна деятельность меня не устраивала. Потом посидел, подумал, осознал, что кроме как убивать ни на что не гожусь. Скорее всего свою роль кровушка клановая сыграла. Воины мы. Ну не тянуло меня ни в торгаши, ни в алхимики. Да и в городскую стражу не хотелось. Не наше это — смертным прислуживать. Думал сначала в наёмники податься, но позже оказалось, что умениям моим и в городе применение найдётся.
Через месяц от дня своего совершеннолетия зашёл я как-то под вечер в одну забегаловку на окраине Ура. Не помню, почему там оказался, но помню, что зол был как гейвориец, которого не впустили в дом удовольствий. Вино в кабаке имело отвратительный вкус, а при нагревании(холодного я не пил, но об этом позже) источало аромат, схожий с запахом мочи протухшего зомби. Если б я умел говорить — ругался бы тогда как портовый грузчик. Хозяин заметив моё состояние, исправил положение какой-то превосходной ягодной настойкой и я потихоньку оттаял.
Потягивая подогретый напиток, грел руки у пламени камина и думал о будущем, когда на стол легла чья-то тень. Я поднял голову и взглянул на подошедшего. Высокий, худощавый тип, укутанный в средней цены плащ. Надвинутая на глаза широкополая шляпа. Внизу из-под полы плаща выглядывал кончик ножен длинной шпаги. Создавалось впечатление, что он не отбрасывал тень, а она являлась отражением этой чёрной статуи.
— Варг Морган? — примерно через минуту тихо произнесла статуя.
Я молча кивнул и вопросительно поднял бровь.
— У меня для вас предложение. Деловое.
Я поднял бровь повыше.
— Позволите присесть?
Кивнул.
Тип в чёрном взгромоздился на дубовый табурет и поднял руку. Ему тотчас поднесли такую же настойку как у меня. Подавший пузатый графин человек точно не относился к обслуге кабачка. Скорее он являлся бледной копией моего неожиданного собутыльника.
— Итак, пожалуй, представлюсь и я, — начал он после первого маленького глотка. — Меня зовут Алонзо де Тойя, я представляю одну довольно известную в Блистательном структуру…
Я прервал его речь взмахом руки.
— Что? — не понял новый знакомый. И тут же, повернувшись к залу, громко произнёс: — Бумагу и перо мне.
Через миг передо мной лежала кипа белоснежной бумаги, острое гусиное перо и чернильница, полная до краёв.
«Я знаю кто Вы», — написал я.
В то время Алонзо де Тойя являлся никем иным как главой Ночных Ангелов. Так называлась городская организация, сплотившая далёких от святости личностей. Наёмные убийцы. Люди, продающие чужие жизни. И пусть сейчас его место занял другой, имя основателя Гильдии вспоминают только с уважением, а кто и со страхом.
— Хм, — собеседник как-то сразу повеселел. Снял шляпу, явив взгляду благородное лицо пожилого нобиля с острым подбородком и седыми висками. — Вы знаете, так даже лучше. Не хочется ходить вокруг да около, чай не в Магистрате. С самого начала я сказал, что у меня для вас есть деловое предложение. Слышал, что Вы ищете чем себя занять?
«Где слышали?», — появилось на бумаге.
— Ур слухами полнится, — хитро улыбнулся де Тойя. — Особенно если уметь слушать.
Я допил настойку и принял вид внимательного слушателя.
Дословно речь приводить не буду, так как продлилась наша беседа до рассвета. А к утру меня наняли. Нет, не так. Меня приняли.