– Мы взяли Рикера, – быстро проговорила Ева, заметив, как сжались его пальцы на рукояти пистолета.
– Я знаю, – ответил Клуни и снова немного расслабился. – Я услышал об этом по телевизору в своей потайной норе. Каждому из нас нужна потайная нора, правда?
– Рикер ответит за вашего сына, сержант. – Ева намеренно назвала его звание: она хотела напомнить ему, что он является полицейским. – Ему будет предъявлено обвинение в организации заговора с целью убийства офицера полиции. Впрочем, обвинений будет больше чем достаточно. С учетом всего, что нам удалось о нем разузнать, ему не выбраться из-за решетки до гробовой доски. Он так и подохнет в тюрьме.
– Это до некоторой степени утешает меня. Я очень надеялся на вас, лейтенант. Я никогда всерьез не думал, что вы замешаны в грязных делах, хотя, откровенно говоря, в последнее время в мозгах у меня путалось. После Таджа…
– Сержант!
– Я лишил бедного мальчика жизни, а ведь он был так же невинен, как и мой сын. Его чудесную жену я сделал вдовой, а его малышей – сиротами. Свое раскаяние, свой ужас я унесу с собой в могилу.
С этими словами Клуни поднял пистолет и приставил дуло снизу к своему подбородку. Ева знала: выстрел в это место, да еще из такого мощного оружия всегда оказывается смертельным.
– Не нужно, – мягко, но настойчиво сказала она. – Подождите. Неужели вашему сыну будет приятно, если прямо на его могиле вы заберете еще одну человеческую жизнь? Неужели Таду бы это понравилось? Неужели он одобрил бы такой поступок со стороны своего отца?
До чего же он устал! Это было написано на его лице, звучало в его голосе.
– Ну, что еще вы мне скажете?
– Я прошу вас только об одном – послушать меня. Если вы решили свести счеты с жизнью, я не сумею вам помешать. Но за вами – долг, и вы обязаны выслушать меня.
– Может, и так. Я знаю, о чем речь – о том парне, который был с вами, когда вы постучали в мою дверь. Я понял, что вы все знаете, и запаниковал. Запаниковал. Запаниковал… – твердил он словно заклинание. – Я даже не знал, кто он такой!
– Его зовут Вебстер. Лейтенант Дон Вебстер. Он жив, сержант. Он поправится.
– Я рад этому. Одним камнем меньше на моей совести.
– Сержант… – Ева лихорадочно подыскивала нужные слова. – Моя работа – ловить убийц. Вам когда-нибудь приходилось работать в отделе по расследованию убийств?
Ева знала, что ее собеседник не имел такого опыта. Да что там говорить, она уже знала о нем буквально все!
– Нет. Но если ты работаешь копом, тебе волей-неволей приходится иметь дело с убитыми. А если работаешь копом столько лет, сколько я, то имеешь с ними дело даже чересчур часто.
– Я тоже работаю копом. И я работаю для убитых. Я ни за что не смогла бы сосчитать количество мертвых тел, над которыми мне приходилось стоять. Впрочем, я и не пыталась. Но они мне снятся – все эти утраченные лица, украденные жизни. Это очень тяжело. – Еве было странно, что она говорит ему все это, но что-то внутри ее подсказывало, что это необходимо, и она уже не могла остановиться. – Видеть их во сне настолько тяжело, что часто просыпаешься, испытывая настоящую физическую боль. Но я не умею делать ничего другого. Я с детства мечтала работать в полиции. Я не могла представить для себя ничего другого, да и сейчас не представляю.
– Вы, наверное, хороший коп. – Глаза Клуни снова наполнились слезами, но Ева не могла понять, что их вызвало – ее слова или его отчаяние. – Ева… Ведь вас зовут Ева? Скажите, Ева, вы – хороший полицейский?
– Да. Да, я очень хороший полицейский.
Теперь он плакал, уже не скрываясь, и Ева почувствовала, что ее глаза тоже наполняются слезами.
– Мой сын хотел того же, что и вы. Он был таким же рыцарем в светлых доспехах, предавался таким же романтическим грезам. Романтическим грезам… Как мне нравилось это в нем! Но они позволили, чтобы из него вытекла вся кровь, чтобы он умер… И ради чего? Ради чего?! Ради денег… Это разрывает мне сердце!
– Они заплатили за свои преступления, сержант. Я не могу согласиться с вашими методами и не в силах предсказать, какой вам будет вынесен приговор, но эти люди сполна заплатили за то, что они сделали с вашим сыном и как обошлись со своими полицейскими значками. И Рикер тоже заплатит сполна! Я клянусь вам в этом – здесь, на могиле честного полицейского, вашего сына! Он заплатит за то, что играл с людьми, как с марионетками. Он манипулировал и вами тоже. Играл на вашем горе, на вашей гордости. Неужели вы позволите, чтобы он и дальше продолжал дергать за ниточки, которые будут приводить вас в действие, заставляя делать то, что ему выгодно? Неужели вы обесчестите себя и своего сына, позволив ему выиграть?
– Но что я могу поделать?! – Слезы ручьями текли по его щекам. – Я проиграл… Я уже проиграл!!!
– Вы можете сделать то, чего ожидал бы от вас ваш сын, – встретить опасность с открытым забралом.
– Мне стыдно, – прошептал Клуни. – Мне казалось, что, когда все закончится, я буду рад, буду свободен, но теперь я не чувствую ничего, кроме стыда.
– Вы можете хотя бы частично избавиться от этого чувства, сержант, если пойдете со мной.
– Тюрьма или смерть? – Он снова взглянул на Еву. – Трудный выбор…
– Да, очень трудный. Но еще труднее жить, балансируя на тонкой грани, не зная, кем ты являешься, полицейским или преступником. Пусть система сама вынесет вам приговор – оправдательный или обвинительный. Ведь именно ради торжества правосудия работают люди вроде нас с вами, когда надевают полицейский значок. Сделайте это, сержант, прошу вас! Я не хочу, чтобы ваше лицо присоединилось к тем, которые являются мне в ночных кошмарах.
Клуни свесил голову и сгорбился; теперь его слезы падали на цветы, которые он принес на могилу сына. Потом он протянул руку над могилой, взял руку Евы и сжал ее. Она сидела неподвижно, отведя глаза. Затем Клуни вдруг подался вперед и прижался губами к поверхности белого креста.
– Как же мне не хватает его! Как не хватает! – С тяжелым вздохом он протянул Еве свое оружие: – Держите…
– Спасибо.
Она встала и терпеливо ждала, пока Клуни с трудом поднимался на ноги. Он вытер лицо рукавом, снова тяжко вздохнул и произнес:
– Я хотел бы позвонить жене.
– Она будет рада услышать ваш голос. Я не хочу надевать на вас наручники, сержант. Обещайте мне только, что вы добровольно отправитесь с моей помощницей в Управление полиции.
– Даю слово. Ева… Хорошее имя. Я рад, что именно вы пришли сейчас за мной, и не забуду об этом. – Они медленно двинулись вверх по холму. – Весна, – проговорил Клуни, вдохнув полной грудью. – Надеюсь, у вас найдется хотя бы немного свободного времени, чтобы насладиться этой чудесной порой. Зима всегда приходит слишком быстро и длится слишком долго.
Когда они поднялись на вершину пригорка, где их поджидали Пибоди и Рорк, Клуни остановился и повернулся к Еве:
– А вы не думали, что эти лица, которые являются к вам во сне, приходят для того, чтобы поблагодарить вас?
– Не знаю… Я никогда не задумывалась об этом. Сержант Пибоди отвезет вас в служебной машине в управление. Я поеду следом за вами. Пибоди, сержант Клуни намерен явиться с повинной.
– Понятно, лейтенант. Сержант, следуйте, пожалуйста, за мной.
Ева сунула оружие Клуни в карман, и они с Рорком двинулись следом.
– Я боялась, что потеряю его, – чуть слышно пробормотала она.
Рорк покачал головой:
– Ты выиграла эту партию в ту самую секунду, когда села рядом с ним.
Ева тяжко вздохнула:
– Насколько все же легче арестовывать людей, наступая им ботинком на горло! Он обезоружил меня.
– Да… А ты – его. – К удивлению Евы, Рорк наклонился, задрал ее брючину и ловко сунул пистолет в кобуру, прикрепленную возле колена. – Наш, персональный вариант Золушки.
Они оба рассмеялись, и у Евы отлегло от сердца.
– Что ж, мой Прекрасный Принц, мне бы следовало попросить, чтобы вы отвезли меня на бал, но в данных обстоятельствах я, пожалуй, попрошу вас подбросить меня на работу.
– С удовольствием!
Они взялись за руки, обошли молоденькое дерево, на котором только недавно распустились нежно-зеленые листочки, и пошли прочь – подальше от мертвых.