Он первым опустился на мокрое покрывало и потянул за собой Яринку. Она стояла перед ним на коленях, дрожала, но совсем не боялась того, что вот-вот случится между ними, – он видел это в ее глазах, что лихорадочно блестели, смотрели на него по-детски доверчиво, с любовью, нежностью и обожанием. Руки ее стыдливо теребили подол прилипшего к телу платья, а он смотрел, как по обнажившейся ее груди стекает вода, и сходил с ума от желания прикоснуться там губами.
Она дала себя раздеть. Дала ласкать себя, как хочется ему: губами – грудь, руками – ягодицы. Не удержала стон, когда коснулся ниже, когда сквозь мокрые трусики прошелся по трепещущему лону, бесстыже требующему уже совсем не рук его… Короткий рваный вдох, рывок – и вот она уже лежит под ним, вся мокрая, раздетая, горячая; тянется к его лицу и слизывает капельки дождя, собирающиеся на кончике его носа, целует и обнимает, трется щекой о щетинистую щеку, что-то шепчет, дрожит и едва не плачет, когда он резко отстраняется, чтоб самому раздеться. Она приподнимается за ним следом, словно поддаваясь невидимой нити, натянутой между ними, и отчаянно цепляется за мокрые его плечи, когда он возвращается, целует и укрывает ее собой от дождя. Она задыхается от нежности, с которой он ласкает чувствительную кожу, и рвано вздыхает, когда он нетерпеливо стягивает с нее трусики; когда раздвигает ее ноги, и почти сразу же упирается в нее теплой твердой плотью, дурманя и отвлекая от первой боли касаньем губ. Заглядывая в глаза, шепча ей что-то. Внутри все ноет от напряжения, дрожит, и разум мутится от волны неведомых до этой минуты ощущений – она на все готова, ей не нужно больше времени, не нужны его осторожные ласки; ее разрывает на сотни маленьких Яринок, ей кажется, что она вот-вот умрет от этой тяги, и она просит, умоляет сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить эту пытку, чтобы утолить первобытную жажду…
- Будет немножко больно – потерпи, не зажимайся, - спешно предупреждает Марек, и она тут же покорно раскрывается и выгибается навстречу его телу. Только всхлипывает и широко распахивает глаза, когда он удовлетворяет ее мольбу, когда осторожно входит в нее, наполняет, подчиняет… И тут же целует, убаюкивая вынужденную боль, заставляя не терпеть ее, а наслаждаться ею.
Ливень прекратился так же быстро, как и начался – стремительно стихая, словно аккомпанируя арии сплетенных тел, закончившейся с последними каплями дождя.
Расслабленные, они лежали на мокром покрывале, грели обнаженные тела в лучах палящего солнца и молча, прижавшись плечами, смотрели в небо, ища благословения и набираясь сил после такого же стремительного, как и прошедший дождь, безумства. Возле своего бедра Марек нащупал Яринкину ладошку – крепко сжал ее и улыбнулся, счастливый, как мартовский кот, добравшийся до кошечки. Ярина заулыбалась ему в ответ и густо покраснела, только теперь осознав, что случилось с ними несколько минут назад.
- Привыкай, малая… – Марек затащил ее на себя и крепко-крепко обнял, зарываясь пальцами в мокрых рыжих прядках.
Дело осталось за малым – сообщить родителям о свадьбе. Пока сохла одежда, лежали Марек с Яринкой и думали, как лучше это сделать.
Марек предложил сегодня же начать с Яринкиных, чтоб все как подобает было: мол, прошу руки вашей дочери, клянусь и в горе, и в радости… Ну и так далее. Но Яринка испугалась за сестру – вот как Агнешка отреагирует, узнав о свадьбе? Ей-то точно сейчас не до веселья и не до обрядов. Да и внутренний голос упрямо твердил, что лишний раз не нужно маячить своим счастьем перед переживающей сердечную травму Агнешкой. Марек все это тоже понимал, конечно, но с другой стороны, тянуть-то некуда, нужно уже готовиться – до заветной ночи всего две недели осталось, а надо ж и наряды подготовить, и деда Митяя предупредить, чтоб распорядился для обряда подготовить тут все. Он-то еще вообще не знает, что в этом году брачующаяся пара в деревне появилась.
- Ярин, мне очень жаль, что так вышло с твоей сестрой. Но мы-то в чем виноваты?
- Ты не понимаешь, - вздохнула Яринка, - она сейчас в таком состоянии… Марек, я, наверно, скажу глупость, но я боюсь, что однажды она меня возненавидит за мое счастье.
- Она же сестра твоя, Ярин, не накручивай. Ну пойми ты, нельзя постоянно оглядываться на других. И Агнешка… Она же любит тебя! Неужели она не порадуется за свою сестренку? Не верю!
- Я не знаю. Ей тяжело сейчас. Она очень изменилась, замкнулась после того случая… Марек… А обряд никак нельзя перенести? Хотя б на месяц, пока Агнешка немного успокоится?