Выбрать главу

Агнешка взвыла, вцепилась в длинные спутанные волосы дрожащими пальцами, осознав, что виной всему была она. Это она превратила Марека в животное, она загубила и его жизнь, и Яринки, и свою собственную.

- Мама… мамочка… - задрожал ее голос от тепла и ласки маминых рук, обнимающих ее. – Что я натворила, мамочка!

Она кричала, дрожа от отчаяния, а Марека тем временем убивали прямо у нее на глазах. За нее, непутевую, убивали.

- Но я же не хотела… Я не хотела этого… Я не этого хотела!

Глава 27

Ярина перебирала сушеные травы и молча слушала байки Агафьи. Добрая женщина всячески старалась отвлечь, хотя бы байками, но мысли Яринкины были далеки отсюда. Потухший взгляд той, кого еще недавно сравнивали с солнышком, равнодушно блуждал по сухим веточкам и лишь изредка касался лица знахарки – девушка даже улыбалась иногда, кивала, но как-то невпопад получалось. Мысли ее витали дома. Она думала о любимом, о сестре и о том, как убедить Агнешку снять чертов приворот.

Поздним вечером гостей они не ждали. Но в дверь вдруг заколотили – не стучали, а именно колотили, нетерпеливо и требовательно.

- Кого это в такой час принесло? – удивилась Агафья и пошла открывать.

Яринка, отложив работу, отправилась следом. Каково ж было ее удивление, когда на пороге дома она увидела Агнешку – зареванную, взлохмаченную, с синяком на опухшем лице и разбитой губой.

- Ярина…

Ее трясло, она захлебывалась слезами, не в силах ни слова сказать внятно, но Яринка уже поняла: случилось что-то плохое.

- Что с Мареком? – неживым голосом спросила она сестру, но ответа не последовало – Агнешка только ревела в голос и смотрела на нее умоляющими виноватыми глазами.

Босая, как была, в легком ситцевом платье, Ярина выбежала из дома знахарки и как ошалелая бросилась домой, не замечая ни холода ночного октября, ни боли, когда сухие ветки и мелкие камешки впивались ей в ноги. Она бежала, моля лишь об одном – чтоб он был жив, – и корила себя за то, что малодушно сбежала, спряталась от собственной душевной боли в чужом доме, а Марека оставила одного. Что с ним теперь? Что за вид у Агнешки? Что случилось у них, раз Агнешка сама прибежала к ней?

Ярина влетела в дом и оторопела от увиденной картины: мать с трудом сдерживала отца, рвущегося к стонущему на полу окровавленному Мареку. И явно отец переживал не за состояние парня; в глазах его, в голосе слышалось только одно желание – убивать.

- Не смей! – Яринка бросилась к Мареку, закрывая его собой от отца. – Не смей, папа.

И только тогда, увидев ее, Андрик немного пришел в себя, стряхнул с себя вцепившуюся Асю и сделал шаг назад. Хоть бешеный его взгляд все еще скользил по телу, лежащему за спиной дочери, но Андрик отступил, бросив напоследок:

- Прости, дочка, но я убью это животное, если оно еще хоть раз кого-то тронет. Как бешеную псину убью, Ярина, и никто меня не остановит!

Когда отец ушел, Ярина опустилась на колени перед избитым парнем.

- Марек, ты слышишь меня? Посмотри на меня, прошу тебя, - плача, молила она.

Глаза он не открыл, на голос ее не отреагировал. Но и не сопротивлялся, когда она попыталась его приподнять, когда уселась рядом с ним на полу и обняла, прижала его голову к своей груди; когда осторожно прошлась по его лицу, стирая кровь. Полуживой, он был на грани забытья.

- Мама, помоги мне, - плакала Яринка, с мольбой глядя на стоящую рядом мать. – Его нужно перенести на кровать…

Не разделяла Ася дочерних чувств, зла была на Марека и даже побаивалась его. Если б не страх за Агнешку – выгнала б его уже давно! Но сейчас, глядя на младшенькую свою, на отчаянные ее слезы и мольбу, Ася не устояла и пошла навстречу, помогла дотащить парня до Яринкиной с Агнешкой комнаты. Ярина уложила парня на свою кровать и уселась рядом, явно не собираясь его оставлять.

- Ярина, доченька, тебе нельзя здесь оставаться, - предупредила Ася, - он опасен.

Но Яринка и ухом не повела.

- Я никуда отсюда не уйду. Я больше никому не позволю его тронуть.

- Нет, Ярина, это мы с отцом больше не позволим ему ни тебя, ни Агнешку обидеть. Доченька, послушай, нам сейчас надо решить, что делать с ним дальше – продолжаться это безумие больше не может.