Геген говорил, что звук колокольчика олицетворяет пустоту и женскую мудрость. Откинувшись назад и сильно прищурившись, он сказал: «Все твердое на самом деле только кажется таковым. Нет ничего, что имело бы существенную природу. То, что для нас реально, похоже на то, что мы видим во сне». Затем он улыбнулся своей беззубой улыбкой, посмотрел на нас и кивнул: «Что, попробуем еще раз?»
Пока мы овладевали навыками практики «чод», между мной и Полом разгорелся роман, начало которому было положено еще во время нашей четырехлетней переписки, когда я была монахиней. Так я перестала быть одинокой.
У меня было огромное желание как можно глубже понять практику «чод», и я с головой бросилась в ее изучение. Однако к концу той весны я забеременела, и мы решили вернуться в Соединенные Штаты через Голландию. Наша свадьба была в Дели, после чего мы навестили моих родителей в Нью-Гемпшире и поселились в небольшом домике на острове Вашон, недалеко от Сиэтла. Именно там мы основали небольшой буддийский центр для медитации. В течение следующих нескольких лет я родила двух дочерей с разницей всего в семнадцать месяцев. Большую часть времени мой барабан для практики «чод» висел на стене, собирая пыль. Я же привыкала к бессонным ночам, заботясь о двух прекрасных девочках, которых мы назвали Шераб и Алока.
Через четыре года мой брак распался. А два года спустя я вышла замуж за итальянского режиссера-документалиста и переехала в Италию. В 1980 году в прекрасном городе Рим на свет появились наши близнецы. Они родились немного раньше срока и оба весили больше двух с половиной килограмм. После трех недель, проведенных в больнице, мы все вместе смогли вернуться домой. Мальчик получил имя Костанцо (сокращенно Кос), а девочку мы назвали Кьярой. Так я стала матерью четырех детей, старшей из которых не было и шести лет. Все свое время я уделяла детям, но мне все равно удалось найти ритм своей жизни. Тогда казалось, будто все начинает постепенно налаживаться.
Рано утром 1 июня 1980 года я вылезла из-под одеяла и через ванную прошаркала в соседнюю комнату, чтобы проверить близнецов. Маленький Кос не спал. Я поцеловала его, сменила подгузник и взяла на руки, чтобы покормить. Его сестра Кьяра продолжала мирно спать в своей маленькой голубой кроватке. Я была рада, что мне не нужно кормить их одновременно.
Моя грудь набухла от молока, а спина болела. Я сидела в кресле и кормила Коса. В какой-то момент я взглянула на Кьяру в ее маленькой кроватке. Она лежала на животике, в своей любимой позе, но была слишком тихой. Положив Коса в его кроватку, я подошла к Кьяре. Мне показалось, что она не дышит. Холодный ужас пронзил меня, когда я наклонилась, чтобы ее поднять. Она лежала, повернув голову набок. Ее лицо было слегка фиолетовым в области глаз, а из носа текла струйка запекшейся крови. Ее тело было немного жестким и казалось легче, чем обычно. Я закричала, чтобы позвать мужа. Он прибежал на мои крики, и я тут же сообщила ему о том, что Кьяра мертва. Он выхватил ее из моих рук и простонал: «Нет, нет, нет», тщетно пытаясь заставить ее дышать. Я знала, что Кьяры больше нет с нами, но мы все равно помчались в больницу в надежде на то, что ее еще можно спасти.
Это случилось ранним весенним утром. Мы ехали по узкой пустой дороге, и я думала: «Произошло то, что нельзя повернуть вспять. Уже ничего не исправишь. Все меняется, и я не могу это остановить». Мое будущее стало размытым, как акварель под каплями дождя. Странно, но тогда я была спокойна. Буквально выплыв из машины, я начала замечать несущественные детали – раскрывающиеся бутоны цветов и кошку, бежавшую вдоль изгороди. Затем меня накрыло волной эмоций. Горе, страх, чувство вины и пронизанные болью воспоминания о Кьяре, ее крошечном тельце, сладко пахнущей коже и милой улыбке. Была ли я виновата в ее смерти? Могла ли я это предотвратить? Кьяра всегда была бледнее и меньше своего брата. Я чувствовала, что с ней что-то не так, но педиатр уверял, что все в порядке.
Теперь я сидела на переднем сиденье машины, держа на руках Кьяру, завернутую в клетчатое одеяло, которое я сама сшила для нее. Шераб и Алока сидели на заднем сиденье с малышом Косом, плакали и звали Кьяру. На итальянском языке ее имя обозначает «ясность». В тот момент я больше всего нуждалась в ясности.
Молодой врач, который встретил нас в больнице, курил сигарету. Мы проследовали за ним в смотровой кабинет, где он небрежно сообщил о том, что Кьяра мертва. «È morta». Она умерла от синдрома внезапной детской смерти (СВДС). Врач объяснил, такая смерть – это вполне обычное дело. За последние несколько месяцев они зарегистрировали несколько детских смертей подобного рода. Причина неизвестна. Это просто произошло – самый большой страх каждой матери.