Мужчина, который пришел с визитом к Ринпоче, оказался беженцем. На нем были рваные шерстяные штаны и серая рубашка без пуговиц. У него был измученный вид. Он пожаловался Ринпоче на свое плохое здоровье и попросил его о помощи. Снаружи барабанил дождь, а мы втроем сидели в уютной комнате и пили сладкий чай, который из китайского термоса наливала нам жена Ринпоче, Ургьен Чодрон, которую в коммуне называли Амалой. Ринпоче внимательно слушал своего гостя. Было видно, что история мужчины его обеспокоила. В конце концов, он попросил нас обоих вернуться к нему этим же вечером.
Мне всегда было интересно, догадывался ли Ринпоче о моей связи с предстоящей церемонией. В любом случае тем вечером я взяла свой старенький китайский фонарик и под дождем спустилась вниз по грязной дорожке, ведущей от моего дома к жилищу Ринпоче. Оказавшись на месте, я услышала ритмичные звуки барабанов и колокольчиков. Идя на звук, я нашла темную лестницу в конце коридора и увидела свет, пробивающийся из-под занавески алтарной комнаты. Внутри находилась группа монахов, облаченных в бордовые одежды. Все они сидели вокруг тибетца, который неподвижно лежал на полу с закрытыми глазами. У каждого монаха в левой руке был тибетский колокольчик, а в правой – барабан. Монахи пели, и было видно, что все они пребывали в состоянии глубокой концентрации. Я осторожно села у них за спинами и наслаждалась пением, которое то поднималось, то опускалось, а иногда прерывалось звуками ганлина, колокольчиков и барабанов. Сидя там, на краю их круга, в приглушенном свете я чувствовала глубокую тоску, причину которой никак не могла понять. Что это было – воспоминание или призыв к чему-то новому?
По окончании практики тибетец встал, встряхнулся, а на его лице появилась мягкая улыбка. Он сделал небольшие подношения монахам и ушел. Поднимаясь на холм к своей хижине, я думала о буре и той молодой девушке, которая танцевала и пела здесь днем. Мне казалось, будто она сообщала мне о чем-то новом, что вот-вот должно было появиться в моей жизни. Я знала, что меня звала эта практика. Той ночью я легла спать в свой спальный мешок в цветочек под звуки дождя, бьющего по жестяной крыше моей хижины, и звуки барабанов, отзывающиеся в моем сердце.
На следующий день я снова навестила Ринпоче. Мы пили чай, когда в дверях его комнаты появился тот самый тибетец. Мужчина заметно преобразился. Он выглядел сияющим и здоровым, а его глаза блестели, чего не было накануне. Он поблагодарил Ринпоче и присоединился к нашему чаепитию. Когда он ушел, я спросила Ринпоче: «Что за практику вы проводили вчера вечером?» И он ответил мне, что это была практика «чод».
Данный термин не был для меня чем-то новым. Я читала о практике «чод» в книге про тибетскую йогу и медитацию. Мне было интересно, смогу ли я ее изучить. И Ринпоче сразу же ответил утвердительно, как будто ожидал этого вопроса. Он добавил, что моим учителем станет Геген Кхьенце – опытный монах, который был инструктором в центре Ринпоче. Я должна была научиться играть на барабане правой рукой и звонить в колокольчик левой, а также мне предстояло обучиться игре на ганлине. Жена Афо Ринпоче любезно одолжила мне свой барабан для практики. Каждый день у меня и Пола, моего знакомого из Нидерландов, были уроки с Гегеном. Пол учился у Афо Ринпоче и других лам с тех пор, как я впервые встретила его четыре года назад в Нидерландах, как раз перед его отъездом в Индию.
У барабана для практики «чод» есть две палочки с шариками на концах, которые выполнены из ткани или бусин, обернутых тканью. Они свисают по обе стороны барабана, диаметр которого составляет около тридцати сантиметров. Барабан необходимо держать в вертикальном положении и поворачивать сильным движением запястья, чтобы палочки одновременно ударяли по его противоположным сторонам. Геген объяснил нам, что этот барабан символизирует неразрывный процесс существования и нирваны, надежд и страхов, богов и демонов.
Струны, на которых висели палочки, постоянно запутывались, и я отчаялась когда-либо научиться игре на этом инструменте. Геген смеялся и настойчиво просил попробовать еще раз. У меня начала болеть рука, я ругалась на свой барабан за то, что он никак не поддавался, но продолжала пытаться и в конце концов освоилась. Потом у меня получилось ударять в колокольчик левой рукой. Делать и то, и другое одновременно было похоже на тщетные попытки постукивать себя по голове и при этом гладить живот.