— Ага, — отвечаю, стараясь попасть ему в тон. — Стало быть, мой отец — дракон.
По спинам склонившихся в поклонах девушек рябь пошла. И это взбесило. Показалось, что папахен специально такой ужас внушает, подчеркнуто не замечая, что его царственность рождает раболепие.
— Девчонки, — говорю им. — Вы бы встали. Сквозняки тут, не ровен час, простудитесь.
Надо сказать, взгляд отче каким-то совсем уж пристальным стал. Уголок четко очерченного рта дернулся, а затем он пророкотал:
— Оставьте нас.
Девчонкам второй раз повторять не пришлось. Не поднимая голов, подхватили полы кимоно и мотыльками выпорхнули из комнаты.
— Сильная, — сказал отец, глядя мне в глаза, оценивающе так. При этом он вроде как обращался ко мне, а вроде и говорил сам с собой. Что раздражало, потому что не привыкла быть пустым местом. Даже не пустым, а каким-то недостойным голоса местом. — Сможешь родить своему господину настоящих драконов. Это хорошо.
И вот такой тон отца, как поняла, выбран намерено. Он мне таким образом свое пренебрежение с порога решил показать, а еще указать на мое место. Это он зря. Потому что… не надо так с родными дочерьми, кого за долгие годы впервые видишь, вот.
— А знаешь, — проговорила я приветливо-холодно. Мы с Ариэлькой умеем на место ставить не хуже папеньки. У мамуль, кстати, научились. — Спасибо, что поинтересовался, как мамочка. Она цветет и пахнет. И, надо сказать, украшает наш мир.
Брови отца сошлись у переносицы, а взгляд больше изумленный, чем рассерженный. Если я правильно понимаю, ему же не перечил никто. Вот вообще никто.
В тот же миг в комнате стремительно потемнело, а еще как будто резко закончился воздух. Только спустя пару секунд поняла, что это не в покоях темно стало, а у меня в глазах. Как поняла, что это что-то от отца исходит. Умеет отче страх внушать, и даже ужас. Неприятное состояние длилось секунд десять, а затем опять все в порядке стало. И по пристальному взгляду папахена поняла, что со мной какую-то хитро-магическую штуку отмочили нарочно. И сразу решила, что зря.
— Я рад известиям о твоей матери, — словно издеваясь, произнес папахен и глаза его торжеством сверкнули. А я еще больше разозлилась.
«Рада, что ты рад», — чуть было не вырвалось у меня, но сдержалась в последний момент.
Отче, тем временем, продолжал:
— Судя по тебе, твоя мать, находила чем заниматься в зеркальном мире, вместо того, чтобы воспитывать мою дочь.
Злюсь. Элементарно. Навесила при этом самую милую из улыбок и парирую:
— Мамочка растила меня как принцессу. Только, по ее словам, не драконью. И, спасибо, конечно, что моим воспитанием озаботился. Впервые за восемнадцать лет.
Отче снова нахмурился. Прежде, чем говорить, пожевал губами.
— Мать не говорила тебе, почему я отослал вас в зеркальный мир?
— Говорила, — ответила я. — Потому что у драконов не бывает дочерей. Поскольку непонятно было, что со мной делать, решено было отправить в мир, который ты называешь зеркальным.
Мне величественно кивнули. Я ресницами захлопала — и это все? И он считает, что я должна быть удовлетворена таким нехитрым объяснением? Это еще я не сказала, что знаю о том, что меня младенцем одну там бросить хотели, мамочка настояла, чтобы со мной поехать…
Злюсь, и при этом как-то не по себе от величия отца, его надменности и царской уверенности в себе.
— Теперь ты дома, — все также величественно произнес отец. — И сможешь выполнить твой долг, лежащий на тебе по праву рождения.
— Никаких долгов за мной не числится, — вежливо поправила я родителя. — Я вон, перед инициацией даже мастеру Горо последний спарринг сдала. Так что не надо меня моим рождением попрекать.
Говорю это, а у самой все внутри сжимается.
Так страшно было… так волновалась, прежде чем с отцом встретиться.
И вроде все идет, как надо, вон он какой — высокий, сильный, красивый просто нечеловеческой красотой. Еще и по местным меркам император, то есть, выражаясь их языком, верховный предводитель… Словом… Именно о таком отце мечтает любая девочка… А вот тепла в этой встрече нет. Ни на грам. Не то, что не спросили, как вообще у меня дела, как и чем я жила все это время, не то, что моими успехами не поинтересовались, а ведь даже не поздоровались со мной! Да что там не поздоровались, не улыбнулись мне ни разу! И от этого такой осадок горький, как будто меня обманули. Я все-таки другого от этой встречи ожидала… Хотя бы немного… другого.
Вот и сейчас, посмотрел внимательно и пристально, и даже, как показалось, с каким-то сожалением. Словно я такую глупость ляпнула, что отче за меня стыдно. А потом, видимо, в виде исключения, решил меня поправить:
— Долг дочери — следовать своему предназначению, выполняя заветы отца.
И так важно это сказал, что я от неожиданности сначала заморгала часто, а потом губу закусила.
— А такое понятие, как родительский долг, в этом мире есть? — мягко так интересуюсь. Почти смиренно.
Отче призадумался. Похоже, такая мысль, как родительский долг нечасто занимает его царственные думы. К моему удивлению, мне ответили.
— Долг отца — воспитать сильных сыновей, — наконец, сказал, он. — Долг матери — родить своему господину сыновей. И воспитать покорных и смиренных дочерей. Твоя мать со своим долгом не справилась.
Я даже зумами скрипнула. От злости. Потому что никто и никогда не смеет говорить о моей мамочки столь пренебрежительным тоном.
— А я считаю, — начала закипать я. — Что мамочка хорошо справилась со своим долгом. Прекрасно даже. Она всегда-всегда рядом со мной была. И она лучшая в мире мамочка, о которой только мечтать можно.
Мне, наконец, улыбнулись. Точнее, усмехнулись. Снисходительно так и как-то с сожалением.
— Ты женщина, дочь. Несмотря на то, что ты дракон, ты женщина. А женщина не имеет права на мнение. Просто потому, что мнения у женщины нет. Есть флюгер, именуемый настроением. А то, что может меняться сотни раз в день, сложно обозначить какой-либо позицией.
Меня как обухом по голове шарахнули! И не столько от обидных слов, нет. По большей части от тона, которыми они были произнесены. От этой снисходительной ухмылки, от презрительного прищура умных, проницательных глаз, от тяжелого взгляда.
Я перевела дыхание… А потом уловила внутренним слухом рев! Страшный, неистовый! Дракон внутри меня ревел, столкнувшись с несправедливостью, с незаслуженной обидой! Красная пелена встала перед глазами… Губы вытянулись в одну линию, а кулаки решительно сжались.
В этот момент страх перед болью, сопровождающей оборачивание, отступил на второй план. Это все не имело значения. Все было неважно, кроме отца, который стоял передо мной, скрестив на груди могучие руки.
Отца-дракона, упивающегося собственным величием, отца, который в грош не ставил не то, что мое право на равенство, мое право на мнение!
Будь, что будет, решила я, чувствуя, как тело медленно наливается огнем, готовясь к обороту. Я покажу ему, кто я. Покажу, что я дракон!
Тело начало вибрировать, жидкий огонь растекался по венам, грозя сжечь изнутри. Внутренний рев зазвучал громче и был протяжный, похожий на зов… А потом вдруг затих.
При этом меня качнуло, повело в сторону. Сознание помутилось, как бывает перед обмороком.
Нечеловеческим усилием я осталась на ногах. С трудом перевела дыхание и подняла голову. Расплывшиеся границы мира понемногу обретали очертание. Наконец, я смогла разглядеть отца.
Спокойного, величественного. С иронично приподнятой бровью.
Сначала он просто смотрел на меня долгом взглядом, от которого хотелось скрыться, затем, дернув уголком рта, заговорил.