Мы – друг в друге, а вне – лишь частности и детали,
Что украшали и дополняли
Странное сооружение под названьем «семья».
Я пробовала найти иной сценарий,
Ты примеривал на себя иную роль…
В итоге оба падали в море под названием «боль»,
И возвращались, и не считали узы цепями.
Не может выгореть стеариновой свечкой
Союз наш, чудовищный и прекрасный.
Попытки нас разделить – напрасны.
Мы – одно целое, и это навечно.
Брак наш честен
Брак наш честен. Ложе непорочно.
А душа замыслила – побег.
Слишком равновесие непрочно,
Но кружится белый-белый снег…
Под его рукой прохладной тают
Перемычки огненных сетей.
Чистые снежинки остужают
Жаркое мечтание страстей.
Снег холодным саваном укроет
Черноту всех помыслов лихих.
И душа наполнится покоем
И уснёт в объятиях моих…
О побеге
Я голодаю, голодаю
По остроглазому теплу.
Пусть звезды тонкие седая
Зима раскинет на полу,
Украсит стены солью снега,
Коснется – побелеет прядь,
Но мысль живую о побеге
Ни заморозить, ни унять.
Живое сердце бьется, бьется,
И погребенное – стучит.
Дай руку – мечется и жжется!
В ладонь вонзаются лучи!
Душа моя
Душа моя дома давно не ночует.
Бродячей собакой шатается там, где ее приласкали.
А то над землею в безмерном пространстве кочует
С такими ж бездомными, что собираются в стаи…
Насквозь
Я и тебя прошла насквозь,
Как многих до и после.
Отпал мучительный вопрос,
Больнейший из вопросов.
Очаг? Покой? Ищи-свищи.
О, как студёна воля!
«Ни в ком опору не ищи!»
…Встаёт заря над полем.
Как величаво-хороша!
Бежит в неё дорога.
Чем успокоится душа?
Всё тщетно, кроме Бога.
Трещина
Тоска мне сердце задавила.
Я вижу – трещина ползёт,
Она разводит белый лёд,
А я о радости забыла.
Растёт, чернея, полынья.
Мне до тебя не докричаться.
Пустой скорлупкой – слово «счастье»,
И ты не узнаёшь меня.
Горькие дни
Листаю пропахшие горечью дни…
Неужто остались руины одни?
А редкие блёстки хороших страниц
Рассыпались стаей испуганных птиц?
Пытаюсь поймать хоть одну, рассмотреть,
Но слово «люблю» заменилось на «смерть».
Но слово «тепло» – словно пар изо рта,
И – холод, и райские глухи врата.
И мне не найти ни себя, ни тебя
Во взглядах, что мимо скользят, не любя…
Отпусти
Отпусти ты меня по-хорошему!
Я же вяну в твоих руках.
Наше целое стало крошевом,
Что рассыпалось на глазах.
Я же тень твоя, непонятная,
Что готовит тебе поесть.
На минуты порой занятная,
Если жгучая новость есть.
Только фон, только статус женатого.
Чтоб гордиться, что есть жена.
Но пожизненно виноватая,
Хоть неведомо в чём вина.
Между нами стена кирпичная.
Как построена – не понять.
Глубоко тебе безразличная,
До души давно не достать.
Дела нет, где витает, странница.
Можно мимо пройти – легко.
Что там пишет – какая разница!
Лишь была бы – недалеко.
Отпусти ты меня – по-тихому,
Умоляю – открой окно…
… Но пока это молвить – лихо мне,
И от страха в глазах темно.
Так мечтаю хлебнуть я воздуха,
Хоть немного набраться сил…
Об одном я молюсь без роздыха:
Чтобы ты меня – отпустил…
Птица
Где-то птица надрывно кричала.
А потом вдруг снялась, улетела.
Унесла она к новой печали
Своё лёгкое, в пёрышках, тело?
Унеслась в непонятные дали
К ликованию, светлой надежде?
Место новое домом ей стало,
Место старое – памятью свежей.
Загрустит она? Будет довольна
Среди новых полей-перелесков?..
Роща вспомнит, вздыхая невольно…
Речка тихо откликнется плеском…
Утренний перрон
Два чемодана, утренний перрон.
Жду поезда, а рельсы в дымке тают.
Я слышу щебет птиц и шепот крон.
Гляжу, как в небе кружит птичья стая.
Шагает с полной сумкой почтальон.
Кудрявятся букеты на витрине…
Была здесь жизнь – неторопливый сон.
Но позже, позже набегут картины.
Ах, как душа умеет прикипать
К местам, предметам, виду из окошка…
Увидит кресло старое, кровать…
Проверит кухню до последней ложки…
В прихожей шкаф откроет не спеша:
В нём рухлядь, хлам и стопочка квитанций…
Всё будет позже, а пока душа,
Как зритель, рада смене декораций.