Дзинь!
Я покосилась на проклятую трубку, мысленно желая звонившему всех благ и ревматизм впридачу, но дурак-аппарат и не думал униматься.
Дзинь! Дзинь! Дзи-и-инь!
Я вздохнула, помянув царя Давида и всю кротость его; взяла трубку.
-- Гизело?
Так и знала! Ревенко, начальник следственного, чтоб его!
-- Гизело! Какого черта у тебя там происходит?
Первая мысль была о стояке, что явно свидетельствовало о хроническом недосыпе. Нет, дело, конечно, не в ночном потопе...
-- Алло, Гизело!..
-- Слышу, -- наконец отозвалась я. -- Где происходит?
-- Где? -- заклокотало в трубке. -- Еще спрашиваешь?! По делу Молитвина! Какого черта ты натравила архаров?
-- На кого?!
Наверное, мой вопрос явился последней каплей, потому что в трубке зашипело, булькнуло...
-- Немедленно ко мне! Тут такое... Слышишь? Бери все бумаги и дуй ко мне! Немедленно...
Не люблю я его. Не скажу, что Ревенко такой уж плохой мужик -- получше многих, но слишком любит орать. Десять лет в военной прокуратуре дают о себе знать. Иногда, когда особенно надоедало, я начинала орать в ответ. Последний раз мы устроили взаимный ор в сентябре.
Подействовало -- но только на полгода...
2
-- Читай!
Вид у Ревенко оказался столь неадекватным, что я сразу подобрела. Не то, чтобы слишком -- все-таки ему бы не грех быть повежливей, но в данном случае, если судить по синякам под глазами и небритому подбородку, дело и вправду пахло жареным. При всех своих недостатках Ревенко, если не случилось что-то чрезвычайное, бреется регулярно. Все-таки бывший вояка.
ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...
Что-то в этом мужлане все-таки есть. Однажды, в первый год службы в нашем желтом здании, я чуть с ним не переспала. Просто так -- с зеленой тоски. Почудилось, что рядом со мной -- все-таки мужик, несмотря на красный пропитой анфас и привычку этажить речь. Но в последний миг поняла -- что-то не так. Вся его лихость -- просто маска. А с тем, кто за этой маской, иметь дело не хотелось. Как в том анекдоте -- раз переспит, а потом год будет упрашивать, дабы жене не рассказала.
А еще (все знают, все!) у него татуировка на заднице: черти лопатами уголь кидают. То-то он даже в сауне вместо плавок семейные трусы носит!
Вот он какой, мой шеф Ревенко...
Не ожидая приглашения, я села в кресло и взяла протянутую мне бумагу, походя отметив, как дрожат его пальцы. Но что могло случиться? Дело как дело, ничего особенного...
Я прочитала бумагу, подождала, прочитала еще раз, затем, все еще не веря, принялась читать в третий.
Бумаженция называлась "Рапорт" и была подписана полковником Жилиным, командиром городского ОМОНа, сиречь главным архаром. Странно, его я почти не знала. Кажется, встречались на совещании у мэра, раз или два. Полковник издалека походил на шкаф, вблизи... Вблизи тоже походил на шкаф. И еще на таракана. Усищи рыжие, глазищи пучит. Жил, понимаете ли, на свете таракан, таракан от детства. Я еще тогда подумала...
-- Давно прислали?
Я отложила рапорт и обреченно вздохнула. Бред! И не просто бред, а целый бедлам. Или даже два бедлама.
-- В час ночи, -- устало ответил Ревенко и скривился. -- Водки налить, Гизело?
Теперь уже скривилась я. Ничего себе денек начинается! А хорошо бы пропустить грамм двести...
Ревенко потянулся к дверце шкафчика, пошевелил пальцами.
-- Ладно, потом... Я из-за тебя, Гизело, сопьюсь скоро!
Оставалось пожать плечами. В таком благородном деле всегда найдется предлог. Тем более спиваться он начал еще в армии, за что, по слухам, и переведен к нам.
-- В общем, так, -- наконец резюмировала я. -- На квартиру Залесского я архаров не посылала. Все!
-- Все? -- Ревенко потер кулаком покрасневшие глаза, вздохнул:
-- Значит, не посылала. Сейчас я буду ругаться. Громко. Применяя ненормативную лексику. Какого хе...
-- Стоп!
Я сняла с руки часы, положила на стол.
-- Две минуты!
Начальник следственного покосился на мой "Роллекс", мгновение подумал.
-- Ладно. Две минуты.
-- Итак...
Я прикрыла глаза, вдохнула, резко выдохнула:
-- Вчера, приблизительно в десять утра, меня вызвали к шефу. Он всучил мне дело Молитвина и велел поторопиться. Честно говоря, до сих пор не понимаю, почему пропавшим алкоголиком должна заниматься прокуратура, а не участковый. Поскольку у меня еще три незакрытых дела, причем одно -- на контроле, я успела совершить лишь следующие следственные действия...
Я еще раз вспомнила вчерашний день. Да, все верно.
-- Примерно в двенадцать часов заехала на квартиру гражданина Залесского, который проходит по делу Молитвина свидетелем номер один, и провела беседу. Вечером хотела вызвать кого-нибудь из инспекторов, чтобы тот пробежался по Срани, но затем решила подождать до утра. Больше -- ничего.
-- Залесский -- он... -- осторожно перебил Ревенко, сразу став очень внимательным.
-- По-моему, такой же алкаш, как Молитвин. И еще бабник... А в целом -пустышка.
Тот еще тип, этот Залесский! Сальный взгляд, волосатые пальцы с грязными ногтями -- и ко всему впридачу толстозадая медсестричка-истеричка с глазами клинической нимфоманки в качестве ангела-хранителя.
-- По нашим делам не проходил?
-- Нет. Однажды забрал патруль в пьяном виде. Ограничились внушением.
-- Так...
Две минуты прошли, но ругаться моему собеседнику явно расхотелось.
-- Значит, ты пошла домой...
-- И ничего не пошла домой! -- возмутилась я. -- Какого черта! Вчера я торчала тут до полуночи, закрыла дело Остапчука, потом возилась с этими попами...
-- А на квартиру Залесского налетели архары. Залесского упустили, зато умудрились поцапаться с работником милиции! Да-а... Плюс эти сволочные кентавры...
-- Один, -- уточнила я. -- Один кентавр. Во всяком случае, если верить рапорту господина полковника.
Ревенко кивнул и грузно опустился в кресло.
-- А поскольку Залесский проходит по твоей епархии, наверху решили, что все это -- наша самодеятельность. Ты что-нибудь вообще понимаешь?
-- Ни черта! -- охотно сообщила я. -- Вначале нам подсовывают откровенную чушь о похищенном алкоголике, затем архары зачем-то устраивают погром, свидетель исчезает...
-- Составишь рапорт...
Дрожащая рука вновь потянулась в дверце, замерла.