— Как прошло путешествие?
Я попыталась припомнить свое состояние во время поездки или полета, или какого-то иного, неизвестного мне еще способа передвижения, постаралась найти подходящие слова для описания своих ощущений, но не смогла и только пожала плечами.
— Понятно, — сказал он. — Но ничего. Привыкнешь еще.
Наверное, у меня глаза невероятно округлились от удивления, потому что Саргон снова заулыбался.
— Если ты станешь наместницей, мы будем часто видеться. Ты ведь хочешь получить власть?
Я сразу растерялась, потому что почему-то предполагала, что ему уже все известно о моих намерениях, и мне не придется ему все объяснять.
— Власть над людьми, — уточнил он и испытующе уставился на меня.
Я не могла уйти от ответа и испугалась, что Саргон рассердится на меня.
— Я не знаю, — единственное, что я придумала ответить.
— Представь, что ожидает тебя. Власть — это возможность невероятной жизни. Не нужно ни денег, ни славы, ни авторитета, чтоб держать в повиновении миллионы людских душ и управлять их жизнями. Такой шанс выпал тебе сейчас и, уж конечно, больше не появится.
Я решительно не могла понять, в чем преимущество абсолютной власти перед спокойной человеческой жизнью, но все-таки попыталась представить себя в роли вершителя судеб. И ужаснулась. Меня чуть было не придавило к полу, когда я почти физически ощутила всю ту великую ответственность, которая должна была свалиться на мои плечи. Определенно для этого нужно было отбросить все чувства: и совесть, и дружбу, и ненависть, и любовь. Мысль тут же перестала развиваться в нужном направлении. Перед глазами возник Гавр. Как мне не хотелось верить в то, что он такой!
— Мне показалось, ты забыла, о чем мы сейчас говорили.
— Нет. Я помню.
— И каково твое решение?
— Я не уверена, что смогу принести тебе в жертву младенца, — робко произнесла я.
Горбун рассмеялся.
— Не нужно понимать мои слова так примитивно и буквально.
У меня было чувство, что он меня то ли разыгрывает, то ли проверяет. Что он хотел сказать этим "примитивно и буквально"? Я полагала, что должны будут последовать объяснения, но он вдруг посерьезнел и резко сменил тему:
— Думаешь мне с ним легко?
— С кем? — удивилась я.
— Я и сам не могу понять, что ему нужно. Власть, Беатриче, конечно, штука хорошая, но абсолютная власть расслабляет, а власть, за которую не нужно бороться, делает ленивым. Вот для чего в свое время понадобилась Василиса.
— Что б Гавр не расслаблялся? — догадалась я.
— Тот, кто сам был человеком, ни за что не откажется от власти над себе подобными. Не то что титан. Когда я стал замечать, что он скучает, я подсунул ему эту стерву. Она просто олицетворяла собой жажду власти и готова была отдать за нее все, что угодно.
— Да, я заметила.
Тут Саргон замолчал и, остановившись напротив меня, долго и изучающе посмотрел мне в глаза. Я не посмела отвести взгляд. Странно, но ни страха, ни смущения я при этом не почувствовала.
— Сознайся, — заговорил он снова, — ведь и ты испытала это искушение. Наверняка и подходящий младенец был на примете? Тот, что родился вчера раньше срока у твоей одноклассницы.
Я не знала, что ответить.
— Ну же, признайся.
— Может быть. Но лишь на миг.
— И все же он был, этот миг, — радостно подхватил мысль Саргон, будто бы ему доставляло удовольствие уличать людей в запретных желаниях. — А сейчас о чем ты думаешь? Сделка состоится?
— Какая сделка?
— Ты принесешь мне в жертву младенца, получишь силу, власть и бессмертие, а главное: независимость от Гавра. А? Подумай.
— Я могу получить независимость? Это возможно?
— Ты сможешь избавиться от своего наваждения, а проще говоря, разлюбишь его.
— Но закон Дремучего Мира…
— Я издаю законы! Могу сделать исключение.
Я задумалась. Нет ни о том, конечно, принять или не принять его предложение. Оно уже давно стало для меня неприемлемым. Да и зачем мне какая-то там власть, если он будет меня ненавидеть? Я думала о том, на что я могла бы пойти ради того, чтоб навсегда остаться рядом с тем, кого люблю.
Я опустила глаза.
— Понял, — разочарованно произнес Саргон. — Ты совершенно предсказуема и потому не интересна. Иди в зал.
Я повиновалась, но почти у самой двери вдруг остановилась. У меня появилась неприятная догадка. Я повернулась и по ухмылке горбуна поняла, что он знал, о чем я хочу спросить его.
— А я… не оттого ли появилась в Дремучем Мире, что Гавр снова начал скучать?
Великан снова расхохотался раскатисто, но совсем не заразительно.
— Думай, как хочешь, Беатриче. Но, честное слово, теперь я и сам не знаю, чем закончится вся эта история.
Лютый Князь решил тоже выйти со мной. Он опередил меня и галантно отворил дверь.
Фиолетовый зал, через который я проходила, теперь не был пустым. Мне сразу бросился в глаза высокий золотой трон, возле которого стояли прислужники Саргона: сатурнионы в белом и черти в красном. Сам же он был весь в черном, оправдывая одно из многочисленных своих имен. Он подошел, как-то странно, по-птичьи, запрыгнул на свой трон и поманил меня рукой.
Я чуть приблизилась, с опаской поглядывая на грозных сатурнионов. Своим воинственным видом они напоминали японских самураев. За спиной каждого из них торчали по два скрещенных меча.
— Не бойся. Пойди, сядь вон там.
Он указал на низкий стул с высокой спинкой и закругленными подлокотниками. Я послушалась.
Лютый Князь щелкнул пальцами, слуги открыли дверь с другой стороны. Вошел Гавр. Даже издали я почувствовала на себе его сверлящий взгляд. Он подошел ближе к трону и произнес какое-то странное приветствие. Саргон ответил ему и что-то спросил так же непонятно. Это был, очевидно, какой-то древний язык, наверное, тот, на котором говорили первые люди.
"Что я тут делаю? С кем я связалась? Маленькая клякса на скрижалях истории", — думала я, слушая их разговор, не предназначавшийся, видимо, для моих ушей.
После того, как поток непонятных слов оборвался, наместник приблизился ко мне и, наклонившись, ухватил за запястье правой руки. На моем пальце все еще было его кольцо. Он приподнял мою руку и обернулся на Хозяина. Тот кивнул, и они снова заговорили на своем языке. Не трудно было теперь догадаться, что речь идет обо мне, и я нервно заерзала на жестком сиденье кресла.
Лютый Князь еще довольно долго о чем-то беседовал с Гавром, и я уже стала привыкать к звуку незнакомой речи. Но вдруг мне показалось, что интонация Гавра стала напряженной, а голос резкий. Саргон же оставался спокойным, хотя лицо его посуровело. Мне стало не по себе. Я не могла понять, что могло вызвать такой тон, и от неизвестности заволновалась еще больше.
Наконец, разговор прервался, и я с облегчением перевела дух. Гавр сел рядом со мной на такое же кресло. Я сразу же захотела расспросить его, о чем шла речь, но его лицо, ставшее каменным и даже злым, отбила у меня эту охоту.
Уже знакомый мне Урфо подошел к двери и приготовился принимать других гостей. В зал стали один за другим входить мои знакомые. Сначала вошла Василиса, и Урфо тут же громко назвал ее библейское имя, жестом указывая на одно из кресел, стоявших по периметру зала. Я заметила, что наместница не осталась недовольна этим местом, но сжав губы и сделав недовольное лицо, повиновалась, с ненавистью глянув на меня.
Затем Урфо выкрикнул настоящее имя Ю-Ю. Доктор вошел и уселся в кресло в противоположном от Василисы углу. Мне даже стало интересно, кого еще Лютый Князь пожелал из-за меня видеть. Вслед за Ю-Ю явилась его мать, за ней Яр, которого Урфо громогласно представил:
— Яр Косовей.
Все расселись в отдалении друг от друга, и воцарилась тишина. Мне стало страшно и любопытно одновременно. Невозможно было предположить, что будет дальше.
Право первого слова, несомненно, должно было принадлежать Хозяину. Без всякой торжественности или даже приподнятости тона, он произнес:
— Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Не так давно случилось нечто невероятное: человеку снова удалось увести заветный скипетр из-под носа моих наместников.