– О, конечно, но подумали ли вы когда-нибудь о трюмах? – продолжал, как бы не слушая ее, Спарк. – Об этих загадочных пирамидах, скрывающих сокровища современных фараонов?! Там, внизу, в ящиках и тюках, в рулонах и бочках таятся убийственные дары, которые шлет в колониальные страны танцующая наверху цивилизация.
– Голословное обвинение!
– Там, – показывая на трюм, отчеканил Спарк, – лежат ящики, в которых упакованы дешевые будильники с вынутыми механизмами, представляющие собой секретные шкатулки для кокаина. Рядом стоят рулоны линолеума, в которых искусно спрятаны пакеты с морфием. Еще дальше сложены части машин, среди которых находятся разобранные револьверы. Все это будет сгружено на берег, и все это войдет в кровь и тело миллионов людей… И никакие Библии, никакие благие пожелания не изменят содержания этих трюмов, потому что только на таком удобрении может давать хороший урожай правильно посеянный доллар.
Протяжный звон гонга прокатился по палубам.
– Пойдемте уничтожать последнюю овсянку, – предложил Спарк.
– После ваших рассказов у меня совершенно пропал аппетит, – ответила Агата.
– Мы спросим у вертлявого гамена, приходящегося родственником Конфуцию, рецепт подходящего коктейля, и ваш аппетит будет восстановлен.
В бело-голубой гостиной начиналась торжественная церемония. Белоснежные алтари столов сияли фарфором. Туго накрахмаленные салфетки распускались в бокалах саронскими лилиями.
Стол, за которым завтракали мисс Гаррисон и Никлас Спарк, уже вкушал молочное причастие овсяной каши.
– Мисс Гаррисон срочно нуждается в вашей помощи, – обратился Спарк к дочери Куна. – Ей необходим коктейль, восстанавливающий аппетит.
– Для этой цели существует «Джекки», – с серьезностью доктора ответила китаянка. – Рюмка джина, рюмка вермута, чайная ложка персикового ликера, пол-ложки абсента, приправленные лимонной цедрой, поправят дело в одну минуту.
– Ну вот, вы и спасены, – сказал Спарк, беря ложку.
Приближение к цели путешествия ничуть не ускорило обычного темпа завтрака. Кушанья менялись в образцовом порядке. Люди, сидевшие за столиками, благоговейно вонзали зубы в розовый, сочный ростбиф, нежно и деликатно гладили губами плачущий сыр, чопорно и строго раздевали бананы.
– Я волнуюсь, – обратился к соседке неугомонный Курц, – как никогда не волновался в жизни. Подумать только: через каких-нибудь двадцать минут я поставлю свои ноги на землю, по которой когда-то ходил Конфуций!
– Ложная тревога, – жуя банан, промычал Спарк. – Ноги Конфуция никогда не ступали по шанхайским тротуарам. Почтенный предок мисс Кун погрузился в бессмертие за две с половиной тысячи лет до возникновения Шанхая.
– Я сказал в фигуральном смысле! – воскликнул Курц.
– Ну, если в фигуральном, тогда волнуйтесь, – принимаясь за грушу, отрезал Спарк.
Щеголеватый «стюард» вошел в столовую.
– Мы на месте, – объявил он торжественно.
Вышедшие на палубу были поражены. Перед ними предстал великолепный город.
По широкой набережной бегали юркие автомобили. Река кишела лодками. Круглые сампаны плясали вокруг остановившегося «Президента». Худые, полуголые китайцы показывали чудеса ловкости, маневрируя среди беснующихся катеров.
На левом берегу дымился, отгороженный от города рекой, лес заводов, которому сигнализировали дымом раскинувшиеся по правой стороне фабрики.
Обильные доки вгоняли в улицы правого берега бетонные клинья своих бассейнов и скромно прятались за железными громадами складов, не решаясь подступить к выхоленной набережной.
По сходням поднималась пестрая толпа.
Консул Бертон стоял рядом с Агатой Гаррисон. Он был приятно разочарован и с особенным удовольствием отдавал распоряжения, касающиеся багажа.
Лю без труда нашел сестру. Она обращала всеобщее внимание своим пальто цвета петушиного гребня и синим замшевым шлемом, туго обтягивавшим голову.
Лю с удивлением смотрел на Фей. Она была неузнаваема. Париж переделал ее на свой лад, непонятным образом изменив всю ее внешность. Даже глаза, сохранившие прежнюю форму, блестели по-новому.
Торопливо поздоровавшись с братом, Фей сунула ему в руки граммофон и сумку с палками для гольфа.
– Чемодан и сундуки внизу, – сказала она. – Ай, я забыла свой несессер! Принесите его скорей, Курц!
Курц, не отходивший ни на шаг от очаровавшей его китаянки, бросился исполнять приказание.
Разговаривавший с сестрой Лю внезапно замолчал.
К ним подходила Агата, стройная, высокая и золотая, с мечтательными глазами и чуть подкрашенным улыбающимся ртом.
– Позвольте представить вам консула Бертона, – обратилась Агата к Фей. – Он сгорает от нетерпения узнать рецепты ваших коктейлей.
Агата внимательно посмотрела на Лю.
– Это мой брат, – сказала Фей.
Обтянутая серой лайкой ладонь прикоснулась к пальцам Лю.
– Do you speak English?[11] – спросила Агата.
– Он говорит, как англичанин, – ответила за брата Фей. – Он даже пишет английские стихи.
– О, тогда мы будем друзьями! – воскликнула Агата. – Я всю дорогу мечтала познакомиться с образованным китайцем.
Вернулся Курц, принесший несессер. Все двинулись к трапу.
– Мой отец очень старомоден, – говорила консулу Бертону Фей, – но это не помешает нам хорошенько повеселиться…
Лю не спускал глаз с Агаты.
Эта европейская женщина заставила его вспомнить начало забракованного Юном стихотворения.
Ли не знал национальности новой знакомой, но душевное состояние описанного поэтом Ван-Ли стало ему понятно.
– Здорово укачало, – пробормотал Гонзальво, помогая Веспе протащить через турникет сползавшего Дальтона.
Маленький торпедо поблескивал алюминиевыми дисками чуть в стороне от главного входа. Наставившая уши лайка внимательно глядела на покачивавшегося хозяина.
– В таком виде его можно везти только на кладбище, – сказал Веспа. – Я думаю, он поблагодарит нас, если мы немного проветрим его мозги.
– Захватим его с собой, – согласился чилиец. – Мальчишка будет в восторге от «Долорес».
Веспа открыл дверцу и сел за руль. Гонзальво посадил бормочущего Дальтона к себе на колени. Лайка ждала, поставив передние лапы на подножку.
– Come here!..[12] – крикнул Веспа, хлопнув рукой по запасному колесу, лежавшему плашмя за спущенным фордеком. Лайка прыгнула, и через минуту седая волчья голова с торчащими ушами мчалась по Банду.
– Первый раз, – удивлялся Гонзальво, – вижу город, в котором так мало зелени!..
– Шанхайцы разводят доллары, а не деревья, – повышая скорость, буркнул Веспа.
Торпедо несся по набережной, пролетая мимо встречных машин, спешивших, как на пожар.
– Глупая горячка, – ворчал Гонзальво. – Можно подумать, что у этих людей умирают богатые родственники. А на самом деле они едут в контору или обедать.
Крупные черные буквы на волнистом железе пакгаузов возвестили приближение порта. В просветах переулков замаячили стройные стволы мачт. Веспа остановил машину у Вузунг-отеля.
– Я оставляю машину на ваше попечение, – сказал он подошедшему человеку с золотой лентой на черном кепи.
Очнувшийся Дальтон медленно приходил в себя.
– Если хотите, молодой человек, – сказал Гонзальво, – вы можете вместе с нами навестить «Долорес».
– Какую Долорес? – заплетающимся языком спросил Дальтон.
– Прекрасную «Долорес» из Вальпарайзо, – ответил чилиец.
– Я знаю только одну прекрасную женщину, – простонал Дальтон, – но ее зовут Китти…
– Клянусь дельфином! – воскликнул чилиец, – у вас все признаки любовной горячки!.. «Долорес» – мой корабль, на который я вас приглашаю.
Веспа опустил руку на плечо Дальтона.