Глупая девчонка. Я хотела закусить губу изо всех сил — так, чтоб по подбородку потекла кровь. Но не сделала этого — чтобы не доставить ему удовольствия.
Вещи, которые ты видела, были не тем, чем кажутся — сказал мне убийца с окровавленным кинжалом, облаченный в сутану священника. Или священник, с зажатым в руке оружием убийцы. Иногда, когда видишь перед собой два одинаковых предмета, сложно определить, где оригинал, а где отражение.
Особенно если ты привыкла смотреть только лишь на отражения.
— Но вторая попытка провалилась, — сказала я с мрачным торжеством, — И ваш ублюдочный посыльный сгорел, как забытое на огне мясо.
— Нет, Альберка.
— Что значит нет? — если он хотел сбить меня с толку, у него это получилось, — Он сгорел! От него осталась щепотка пепла! Капитан Ламберт не мог лгать!
— Он и не лгал, — убийца пожал плечами. Вышло у него это точь-в-точь, как у отца Гидеона. Впрочем, это и был отец Гидеон в некотором смысле, — Только вторым посыльным был я сам, а я вполне жив, как вы видишь. Это был пепел самого отца Гидеона.
— Вздор!
— Ничуть не вздор. Я пробрался в его дом и заколол старого священника этим же кинжалом. Кстати, сплоховал, о чем жалею — он успел вскрикнуть перед смертью. Старые солдаты, их них получаются плохие священники… К несчастью, его крик услышал патруль стражи, проходивший под окнами. Мне ничего не оставалось делать, как достать термическую гранату и превратить его мертвое тело в горсть золы. Не бойся, к этому моменту он уже ничего не чувствовал. Ну а капитану Ламберту я сказал, что это останки того сумасшедшего самоубийцы, который проник ко мне. И капитан был достаточно глуп чтобы эта версия его удовлетворила. А я, разумеется, всеми силами старался поддержать его в мысли о том, что это дело рук каких-то умалишенных грабителей. Мне надо было продержаться в образе отца Гидеона каких-то семь дней, до Праздника Тела и Крови Христовых, на котором я оказался бы возле графа, лишенного своей многочисленной охраны. Этот шанс я должен был использовать. Увы, с самого начала произошло некоторое количество недоразумений, которые, наслоившись друг на друга, привели к весьма забавным и даже рискованным для нас последствиям… Во-первых, капитан Ламберт вздумал посоветоваться по поводу странной кражи со своим старым приятелем и наткнулся на вас. Нет, ваш аналитический ум не стоил и ломанного гроша, но ваша манера влезать без спросу и без оглядки куда ни попадя, стоила многих нервов… Во-вторых, старый дурак Гидеон приперся сюда же для душеспасительной беседы. И этого оказалось достаточно чтобы вы заявились с Бальдульфом ко мне домой… простите, домой к покойному отцу Гидеону, — он издал смешок, — И наговорили жуткой ерунды, которая, однако, из-за своей убедительности запала в голову капитану Ламберту. Этот безмозглый сопляк с самого начала был под твоим влиянием. И это было очень плохо, так как он, хоть и не являлся близким доверенным слугой графа, все же имел к нему отношение. А я очень не хотел чтобы Его Сиятельство ощутил хоть малейший сквознячок прежде чем я доберусь до него.
— И вы поддержали версию о Темном культе…
— Конечно. Я был вынужден. Перепуганный капитан Ламберт того и гляди готов был проболтаться своему хозяину — и тот, мнительный как старый стервятник, мог встрепенуться и, чего доброго, усилить охрану или вовсе отменить свой визит в собор. Мне пришлось подыграть этим выдумкам про культ, и с самым серьезным лицом. убедить капитана Ламберта в том, что кругом враги и тайные адепты. Это заставило его держать язык за зубами. После этого я воспользовался вашим любезным предложением погостить в этом доме. Мне было все равно, где провести оставшееся время — главное, чтоб ни Церковь, ни граф не услышали того, что заставило бы их насторожиться. Я был между двух огней и вел весьма рискованную игру. Но благодаря вам все сложилось как нельзя более удачно. Каждый раз, когда вы случайно обнаруживали след, я предпринимал все чтобы оборвать его, и ни разу не вызвал подозрений.
— Сгоревшей Геномер…
— Милый фокус. Я тайком засунул небольшую зажигательную бомбу в его потроха, когда делал вид, что пытаюсь разомкнуть скрытый карман. Получилось достаточно эффектно.
— Но мы все-таки вышли на отца Каинана! — не удержалась я.
Кажется, это не особенно его уязвило.
— Ну и что? Отец Каинан и в самом деле был нашим братом. Поставлял живое мясо в «Знамение Веры», выискивая среди приговоренных к наложению Печати отбросов что-то, что перед смертью может послужить Господу и Императору. Но когда пришло время, отец Каинан не колебался. Как не колебался бы на его месте любой из нас. Минутная удача — и она не имеет смысла, если вы оказались неспособны воспользоваться ее плодами…
— Это вы его предупредили?
— Я, Альберка. Мне достаточно было отлучиться в свою комнату, якобы для молитвы, и сделать вызов на вокс-аппарат. Заподозрил ли меня кто-либо после этого? Отнюдь. Вы все были слепы. И ты вновь оказала мне неоценимую услугу — бросилась разоблачать капитана. Очень мило с твоей стороны. Я был искренне признателен.
— Ах ты проклятый старый ублюдочный… — я закашлялась. Во рту было невыносимо сухо, и язык плохо мне повиновался, — Когда-нибудь тебя вздернут на дыбе самого… Кхх-кххх…
— Пересохло в горле? — участливо спросил он, — Ах да, теперь тебе некому наливать вино. Кажется, наш единственный виночерпий совсем потерял голову. Ладно, окажу еще одну любезность, — он взял мой стакан, — Какое вино ты предпочитаешь? «Vin de Paille»? «Мальбек»? Или, может, мускат? Не считай меня жестокосердным, сама видишь, сколько раз я уже оказывал тебе услуги. Убить тебя, не дав выпить вина напоследок… Нет, я не настолько бесчеловечен.
— Не думайте, что я стану благодарить… кххх… Но да, вино было бы кстати. Из моего бурдюка.
— Пожалуйста, — он достал потрепанный бурдюк, лежащий на Инцитате, и щедро плеснул в стакан. Сквозь грязное мутное стекло я видела, как вспенилась густая жидкость цвета спелого заката. Он поднес наполненный стакан к моему рту.
— Невежа… — выдохнула я, ощущая терпкий запах, — Вино нельзя сразу пить. Оно должно подышать чтобы избавиться от излишней резкости и впитать в себя немного воздуха.
— Это относится только к хорошему вину, а не к той дряни, что ты пьешь, — отозвался он, — И я потратил слишком много времени на разговоры.
Я выпила вино, но запаха почти не ощутила, только приторную сладость. Наверно, сейчас я могла выпить целую бочку — с тем же успехом. Тот, кто звался прежде отцом Гидеоном отошел, взглянул на полупустой бурдюк в своей руке и, поколебавшись, наполнил и свой стакан.
— Пью только то, что пьют другие, — сказал он, — Старая привычка. Твое здоровье!
— Заканчивайте свою историю, пока вино не разморило меня.
— Охотно. Итак, ты обвинила капитана Ламберта и графа Нантского. Этот поворот оказался неожиданным даже для меня, но я понял, что смогу извлечь и из этого заблуждения пользу. Я…
— Опять поддержали меня.
Он отвесил короткий шутовской поклон и отпил из стакана. Лицо его скривилось, как будто он хлебнул чистого уксуса. Я наблюдала за этим с некоторым злорадством. Злорадство это было совершенно детским, но ничем кроме него я сейчас не располагала.
— Как вам мое вино?
— Отвратительно, — отозвался он с чувством, — Слишком кисло, перебродило и, вдобавок, переслащено. Что еще ожидать от помоев по пять ассов за кварту… Но знаешь, мне подчас приходилось пить и из лужи, так что это вино мне не повредит. Но давай заканчивать… Я поддержал мысль о том, что граф Нантский ищет моей смерти. Ты опять причудливо расположила факты таким образом, что они могли подтверждать эту теорию. А я… черт возьми, мне стоило большого труда сдержать смех. Как непостижима и непредсказуема воля Господня!.. Ты так мужественно защищала убийцу от его жертвы, что я почти был тронут.