Но и Мирза Салман был тертый калач. Испросив разрешения, начал:
-Достопочтенная ханум! Тому назад несколько дней толика племен чуть было не привела к власти Гейдара Мирзу. Прошла ещё пара дней. Госпоже известно, что афшары, гаджары, румийцы терпеть не могут его. Потому его... гм... прикончили вооруженные нукеры в собственном казвинском доме. Большинство о нем и слышать не хотело...
"Шахине без пяти минут" не терпелось услышать вожделенную новость. Посетитель уловил это нетерпение.
-Бейим! Третьего дня вожди племен собрались на гурултай. И все в один голос остановили выбор на шахзаде Мохаммеде. Приняли решение. Я счел своим долгом сообщить вам и Худабенде эту весть... о которой пока никто, кроме гурултайцев, не знает...
"Ах ты плут!.. Если никто, кроме тюркских эмиров на гурултае, не знает, ты-то откуда пронюхал? Ты ведь не тюрок, не эмир, не вождь племени!"
Мирза Салман же продолжал льстивые излияния:
-Госпожа моя, я как верный нукер вашего очага, внедрил своих осведомителей...
Хейраниса-бейим поднялась, пытаясь скрыть радость. Тотчас же вскочил и Мирза Салман.
-Пойдем, Мирза, поздравим нашего шаха. Вдвоем. Поглядим, чем тебя одарят за добрую весть. Моя награда - с этого дня ты мой личный визирь.
Мирза Салман, независимо от предстоящей награды, добился главной цели. И ничто - ни титулы, ни дары - не могли его столь возрадовать. Он-то знал, в чьих руках окажутся бразды правления. Быть визирем у главной жены венценосца, такой, как Хейраниса-бейим, означало иметь неимоверную власть.
-Как изволите, о радость правоверных! Я уже вознагражден сполна. И кроме этого...
Новоиспеченный визирь, покорно следуя за госпожой, наклонившись, поцеловал край её платка, свисавшего до колен.
... Шахзаде Мохаммед творил молитву. Разумеется, полагалось повременить, пока он не окончит намаз и не соизволит обратить на них внимание. Худабенда совершал намаз с особым усердием и тщанием. Вошедшие упустили время намаза, как говорится, "не углядели овцу, ставшую добычей волка". Их мысли занимало отнюдь не служение Всевышнему. Все чувства захлестнула неописуемая радость. Бейим даже в сердцах подосадовала, что муж творит намаз именно в это время, в этот час, когда вершится судьба... Мало ему ночных радений. И теперь терпи, пока он докончит. "Горе молящимся, которые о молитве своей небрегут..." "Когда придет помощь Аллаха и победа..."1. Ещё три рукета осталось...
То же нетерпение испытывал и Мирза Салман, однако, ничем не выказывавший своих чувств.
Мохаммед, занятый богоугодным служением, не мог не заметить неожиданного вторжения: "Чего они от меня хотят?" Шепча слова молитвы, он мысленно укорил себя за то, что отвлекся от общения с Всевышним и невольно вспомнил предание о пророке Мохаммеде, ведшем разговор с приближенными о богослужении, и все были едины во мнении, что даже при самом истовом радении душа так или иначе будет отвлекаться мирскими заботами. Пророк предлагает: кто совершит два рукета намаза, не отвлекаясь на посторонние мысли, тот получит в дар верблюда; присутствовавший при этим Хазрет Али также участвует в совершении намаза, и затем Посланник Аллаха говорит ему: "О, Али! Твое благочестие ведомо всем нам, но скажи, посетило ли тебя постороннее желание?" Али ответствует: "О, Посланник Аллаха, я истово молился и не помышлял ни о чем другом. Однако в последний миг я подумал: какой верблюд мне достанется: белый или...?"
Худабенда, занятый молитвой, досадовал, что уединенное радение его нарушено неуместным появлением людей, на которых ещё он не взглянул.
Наконец, он окончил молитву, приложился устами к печатке и четкам, лежавшим на молитвенном платке-джанамазе, сложил платок и обратил взоры на вошедших. При виде их заморгал, щуря подслеповатые глаза со спутанными ресницами.
-Вы? Извольте сесть... Что случилось? К добру ли ваше появление? Мне, знаете, накануне приснился тревожный сон.
Вошедшие опустились на колени: бейим поближе, Мирза Салман - поодаль. Первой начала она:
-Гиблеи-алем1, первой присягает тебе, первой поздравляет и приветствует тебя и уповает на награду за благую весть мать четырех чад твоих Мехти-Улия...
Ей вторил дребезжащим и дрожащим голосом Мирза Салман. Худабенда почему-то не сводил взгляда с его трясущейся бороды.
Похоже, после намаза в его тусклых глазах прибавилось света. А из-за трясущейся крашеной бороды лилась велеречивая тирада:
-Паду у ног твоих, гиблеи-алем! Да хранит Творец твою державу. Да продлятся дни падишаха нашего, света очей наших, и да пребудет во веки веков вверенная тебе страна! Да благословит тебя дух великого деда шахиншаха Исмаила, многолетнего правителя салтаната, отца твоего шаха Тахмасиба! Да преклонит голову мир перед троном твоим и благословит волю твою. Да придет свет очам твоим и милость душе твоей!
Мирза Салман не знал удержу. Хейраниса-бейим скрипела зубами: "Бес бородатый! Чего он талдычит про свет очей, то, се... Будь свет в очах, он бы... Знай плешивый исцеленья - себе бы удружил..."
-Господь Творец...
Худабенда все еще пребывал в отрешенном состоянии, вызванном истовым радением, и слушал вполуха, не понимая толком, о чем речь.
-Что же произошло, Мехти-Улия? Уж не беда ли какая?
Жена поспешила растолковать:
-Какая беда? Радуйся! Ты уже не шахзаде, а шах!
Худабенда снова часто заморгал, глаза его выкатились из-под набрякших век.
-Что?
Бейим и Мирза Салман заговорили наперебой:
-Гиблеи-алем, перебираемся в Газвин! В столицу! О, внук Исмаила, о, сын Тахмасиба, в Газвин собирайся! Гурултай тюркских вождей призвал тебя на шахский трон, под шахский венец! Тебя, Худабенда, раба Божия!
Бейим подступила к мужу, поцеловав ему руку, приложила к челу своему.
-Паду я за тебя, отныне ты - шахиншах Ирана.
Растроганный и разделяющий радость жены Мохаммед Худабенда при словах "паду за тебя" прошептал: "не приведи Аллах!"
Бейим не столько услышала, сколько угадала эти слова по движению губ и, забыв о присутствии Мирза Салмана, припала к коленям мужа.
-Да убережет тебя Аллах от бед и напастей! Паду ради тебя, ради чад наших, ради всех вас!