— Ну хорошо… Я поищу эту «фам фаталь»… Все?
Панкратов поднялся и задумчиво посмотрел на Викторию.
— Знаешь, что интересно? Когда я слышу словосочетание «роковая женщина», сразу же представляю тебя… Будем считать, что это не более чем продукт убогого ментовского сознания…
— Похоже, тебе понравилась моя версия?
При этих словах Виктория повернулась к Валентину, поднялась из-за стола, за которым сидела во время их разговора, и шагнула на середину кабинета.
— Даже слишком!
Некоторое время они стояли друг против друга — глаза в глаза. Женщина сдалась первой: нервно усмехнувшись, она подошла к подоконнику и, встав против света, вновь заговорила:
— Ну вот. Теперь и ты думаешь, что за всей этой историей стою я собственной персоной.
— Думать — это и есть моя работа.
— Ну что ж, иди и думай. В случае чего я здесь. Приходи…
Валентин повернулся и шагнул к двери.
— Валя! — Голос Виктории дрогнул от внезапно прорвавшегося отчаяния. — Ты… Ты единственный, кому я могу доверять… Спаси меня!
Майор не повернулся на ее зов о помощи, постояв мгновение, он открыл дверь и покинул кабинет.
В этот день весь салон так или иначе обсуждал несчастье, случившееся с Аглаей. Ни Валерия, ни Людмила, ближайшие приятельницы Глаши, никакого стремления обсуждать ситуацию с посторонними не проявили, лишь сойдясь вдвоем у столика маникюрши и дождавшись, когда та отойдет по своим делам, оставив их принимать ванночки для рук, с пониманием посмотрели друг на друга.
— Ты ей звонила? — Валерия испытующе смотрела на приятельницу.
— Надо бы… — Людмила поджала губы. — Что-то не представляю, о чем в такой ситуации можно говорить…
— Вот и я тоже не решилась…
— Была бы Глашка одна, я бы, пожалуй, даже позлорадствовала: слишком уж она расслабилась в последнее время! А так… Двое мальчишек и третий на очереди… В голове не укладывается, как это можно.
— Сюрпризы, на которые способны мужики, — скривилась Валерия, — почти всегда таковы… Ни в одной книжке не прочтешь! Вот она, жизнь…
— А главное — стоило бы из-за него страдать! Как был мерзавцем, так и остался… Глашка думала, что сможет его удержать детьми, и вот — на тебе!
— Да, с извилинами у нее неважно, — согласилась Валерия. — Неужели так трудно вычислить? Если мужик ушел от одной жены, он и ото всех последующих будет уходить с той же очаровательной простотой и легкостью!
Ну до Глаши ему детей-то никто не рожал…
— Значит, умные попадались женщины. В отличие от нее.
— Ты есть не хочешь? — Валерия явно решила сменить тему. — А я так просто умираю от голода! Я теперь по утрам сырой рис лопаю: такая мерзость!
— Сырой рис? — Людмила округлила глаза. — И… и как?
— Вот так.
— А зачем?
— Чтобы он в себя всякую гадость впитывал.
— Ужас какой! Хотя бы помогает?
— Я сегодня первый день его ем…
Женщины помолчали.
Людмила огляделась в поисках маникюрши и, не, увидев ее, пожала плечами:
— Еще немного, и у меня ногти растворятся… Слушай, ты сегодня у Вики была?
— Вчера заходила. Лучше бы я этого не делала… У нашей Викуси прогрессирующая паранойя.
— Зря ты так, — Людмила покачала головой. — Я ее понимаю.
— А я — нет! Она говорит, что знает, кто за ней охотится.
— Да ну?!
— Говорит, что да.
— И кто?
Валерия недоуменно глянула на приятельницу:
— Так она мне и сказала! Ладно мне. Но хоть менту своему, Панкратову этому, скажи! А вдруг он действительно поможет?.. Так нет же, никому не верит… Никому.
— Ничего не поделаешь, солнышко, такая жизнь… У тебя-то самой что?
— А что у меня? Получила приз за лучший журнал, пишущий о моде… Официальное вручение через неделю.
— Твой Николай, вероятно, счастлив за любимую супругу.
— Коля? — Валерия пожала плечами. — Ему некогда за меня радоваться, он пьет…
— Не может быть, он же непьющий!
— Ага… был. До сорока лет. А теперь — пьющий… Говорит, кризис среднего возраста. Услышал где-то и каждые полчаса повторяет. Понравилось, видимо… Жалуется, что добился всего, чего хотел, и теперь потерял смысл жизни… Любимый сын сказал, что я — самое большое разочарование в его жизни… Всех потянуло на философию!
— Не расстраивайся. — Людмила сочувственно посмотрела на Валерию. — Пройдет это у них, у обоих пройдет — вот увидишь!
Но та ее словно не услышала.
— Разочаровала я его! Не видел он плохих матерей, чтобы меня судить. Посидел бы парочку лет в детдоме… Ничего, Коля очухается и напомнит ему, как с матерью положено разговаривать!