- А ничего, — пожал плечами на его вопрос зашедший за кулисы дядюшка. – Юбилеи случаются на так часто. Он сейчас на адреналине все равно ничего не чувствует. Вот увидишь, он еще банкет продержится.
- Черт, еще же банкет, я забыл совсем.
- Ага. А под утро соберешь то, что от твоего сокровища останется, и сгрузишь в машину. Главное, момент не упустить, когда у него завод кончится. Но поверь, это еще не скоро будет.
Ник не верил, слишком хорошо знал возможности своего Глеба. Но и на сцене сейчас был не его Глеб, а совершенно другой человек.
На четвертом часу концерта за кулисами начался какой-то кипиш. Никита не сразу понял, что происходит, и только когда раздался подозрительно знакомый бас, догадался – явился Кароль. Надо признать, совершенно не вовремя, у Глеба в концерте шел лирический блок, с ним пели одни девчонки и все больше про любовь. С одной блондиночкой он так страстно танцевал, положив ей руку чуть ли не на зад, что Ник аж вскипел. Артист, мать его. Но в любом случае посреди всей этой романтики агитки Кароля будут явно не в тему. Дэн и режиссер концерта это тоже понимали, но делать ничего не собирались или не могли – Кароль прямым ходом прошел к кулисам, подвинув стоящую в очереди исполнительницу.
- Сейчас моя песня, Илья Дмитриевич, — пискнула та.
- Подождешь, молодая еще! – безапелляционно заявил Кароль, отбирая у нее микрофон.
Едва дождавшись, пока отзвучат аплодисменты в адрес предыдущего номера, он решительным шагом вышел на сцену.
- Добрый вечер!
Никита заметил, как вздрогнул Глеб.
- Глебушка, я поздравляю тебя с этим замечательным праздником! Посмотри, сколько друзей пришло поздравить тебя! – Кароль широким жестом обвел зал.
Стоящий за спиной Никиты Вяземский хмыкнул:
- Ага, друзья, как же. Половина партера приглашенных, которым Глеб вообще до лампочки, им лишь бы на тусовке побывать. Половина – московские снобы, которые сидят и считают, достаточно ли звезд они сегодня увидели за потраченные на билет деньги. А на балконе сидят бальзаковского возраста верные поклонницы, которые, дай им волю, за пять минут разорвут Глеба на сувениры.
Никиту передернуло, но похоже, дядюшка был прав. А Кароль тем временем разглагольствовал дальше:
- И в такой торжественный день я хочу внести капельку грусти. Давай, Глеб, вспомним наших ушедших товарищей и посвятим им песню «Реквием».
Ник выматерился сквозь зубы. Ну вот на хрена, а? Причем тут ушедшие товарищи? Чтобы Глеб лишний раз вспомнил, что жизнь не вечна? Чтобы стоял сейчас, слушая завывания Кароля и наблюдая, как на экране сменяют друг друга фотографии умерших артистов, и думал, через сколько лет и его портрет будут вот так показывать на чьем-нибудь юбилее?
Глеб покорно стоял рядом с Каролем памятником самому себе и, судя по лицу, мыслями был где-то далеко-далеко. Кароль спел еще две песни и довольный ушел за кулисы, а Ромка рванул на сцену, кое-как увязывать его выступление со следующим номером.
- Да, сдает Глеб, сдает, — услышал Никита притворно-сочувственное рядом с собой. – Уже еле стоит на ногах.
Ник обернулся – Кароль делился впечатлениями со всеми желающими. Желающих, правда, было немного, большинство артистов при его появлении предпочли смыться в гримерки. Зато были журналисты, охочие до сплетен. Дико захотелось сказать этому самодовольному индюку пару ласковых, но Глеб вряд ли будет доволен. Сам-то вон ходит еле-еле, песком сцену посыпает. Что ж они с Глебом не поделили в свое время? Неужели бабу?
Все когда-нибудь заканчивается. Завершать концерт Глеб должен был своими бессмертными «Нивами». Странно, Ник считал, что эта песня всем давно настохихикала, и в приличном концерте без нее можно спокойно обойтись. Но чем ближе было дело к финалу, тем настойчивее звучали голоса с балкона: «Нивы!», «Нивы России!». Надо же, у народа без этой фигни и праздник не праздник?
Глеб с какой-то обреченностью и дикой усталостью в глазах спел первый куплет, подобрался к припеву. На сцену начали выходить все участники концерта, сигнализируя, что праздник подходит к концу. Зрители на балконе повскакивали со своих мест, и подпевали уже стоя. А вот в партере происходило какое-то непонятное движение. Присмотревшись Никита понял, что здесь люди вставали не для того, чтобы выразить уважение артисту и поблагодарить за концерт, а для того, чтобы быстрее, пока не спохватились остальные, добраться до раздевалки. Нику стало совсем тошно. То есть артист четыре часа для них выкладывался, чтобы они потом за шубами рванули даже ему спасибо не сказав? Ну то есть не похлопав для приличия? И ведь Глеб это все видит и понимает.
Конечно понимает, на втором куплете, прямо посередине песни, Глеб махнул рукой и пошел в кулисы. Помощники засуетились, что-то стали передавать по рации, занавес начал закрываться. Ник едва дождался, пока его полы сомкнутся, чтобы схватить Глеба под локоть.
- Ты как?
Молчит. И смотрит как на незнакомого человека. Никита растерялся, но тут подоспел дядюшка, взял Глеба под второй локоть:
- Ты чего стоишь? Веди его в гримерку быстро, сейчас приглашенные сюда припрутся, поздравлять. Дэн! Иди сюда. Проводи нас в гримерку и никого не пускай.
Понятливый Дэн кивнул и поспешил за ними.
- Переодевай его, — велел Вяземский, как только дверь за ними закрылась. – Тут где-то должен быть костюм для банкета.
- Глеб, вот этот? – Ник стянул с вешалки кофр. – Глеб? Ну что с тобой? Скажи что-нибудь!
Глеб мрачно смотрел на суетящегося Ника, на устало развалившегося на стуле Ромку и молчал.