Напоминаю, Бершин - не эксперт, Бершин - поэт. Он пишет то, что видит, пишет так, как видит. Образно: "Я осторожно прокрался вдоль стены горсовета и заглянул за угол. И увидел у крыльца огромную воронку, в которую откуда-то сверху стекал тоненький красный ручеек. В этот момент что-то влажное коснулось моего затылка. Я поднял голову. Это была огромная еще не заснувшая рыба с торчащим сквозь нити авоськи плавником. Она смотрела на меня мутным взглядом, словно приглашая заснуть вместе с ней. Авоська была зажата в крепкой мужицкой руке, которая неуклюже свешивалась с дерева. Тела не было. Была только рука. Я обвел рядом растущие рядом деревья и кусты. Все они были увешаны остатками человеческих тел. Ноги и головы росли отдельно. Женская грудь сочилась кровью. Одинокий затекший глаз выглядывал прямо из ветки. Остроконечная туфелька запуталась в чьей-то седой шевелюре. Там же, на одной из веток, видела раскрытая дамская сумочка с немудреной косметикой" (с. 120).
Вот что это было: "Шестого июля 1992 года в здании Дубоссарского горсовета собрались на совещание руководители городских предприятий. Настроение было приподнятое, потому что накануне было заключено соглашение об очередном прекращении огня. Опять поверили. И стали обсуждать вопросы восстановления городской экономики и коммунального хозяйства. Обсудили. Двинулись к выходу. Когда всей группой вышли на крыльцо, в него угодил снаряд. Мертвых руководителей по частям разметало по земле, по деревьям и кустарникам. Восемь человек. Или всего восемь. У войны своя арифметика. Потом собрали по частям директора завода по ремонту и обслуживанию техники Степана Покотило, председателя стройорганизации № 2 Вячеслава Додула, председателя райпотребсоюза Наталью Луполову, председателя "Агротранса" Геннадия Кузнецова, начальника коммунального хозяйства Рафаэла Гареева, председателя райзаготконторы Василия Радовского, председателя горторга Илью Гуриценко и директора хлебозавода Галину Марченко. Собрали и похоронили. Вместе с планами экономического возрождения Дубоссар" (с. 120-121).
Итак, Дубоссары. Фашистский террор (то есть, с точки зрения наших "демократических СМИ", "борьба с сепаратистами"): "Сергей Величко возвращался с беременной женой на автомобиле из Рыбницы. Где-то возле села Роги их остановили вооруженные люди. Узнав, что Сергей - из Дубоссар, они его вначале жестоко избили. Этого показалось мало. Тогда, еще живому, выкололи глаз, отрезали пальцы рук и половые органы. И этим не насытились. Решили устроить из Сергея костер. Облили бензином и подожгли. Потом останки засунули в целлофановый мешок и прикопали за кустом. Беременную жену раздели, изнасиловали и оставили на дороге, повесив на грудь гранату. К утру, совершенно обезумевшая, она дошла до дубоссарских позиций. Труп мужа вернули позже, после вмешательства посольства Венгрии - Сергей оказался приднестровским венгром" (с. 128).
Бершин участвовал в похоронах Сергея Величко. И видел его вдову: "Когда : я выглянул, то вначале ничего не понял и не увидел. Только светлое пятно, медленно двигающееся со стороны Днестра. Когда пятно приблизилось, оказалось, что это - женщина. Абсолютно голая и ослепительно, неестественно белая. Высоко задрав безумную голову, она медленно и отрешенно шла по траве к нашим окопам. Ее связанные в запястьях руки безвольно лежали на огромном животе. Было очевидно, что она беременна. Ополченцы не отрывали от нее взгляда, а женщина шла и шла прямо к ним, будто этим взглядами была заворожена. Когда она прошла еще метров двадцать, я разглядел, что на грубой переброшенной через голову веревке, свисая чуть ниже уже налитых молоком сосков, болтается какой-то черный предмет.
- Граната! - выдохнул кто-то. - Сейчас рванет!
: Дорога начиналась рядом, немного правее от нас - за деревьями и кустарниками, но женщина ее не видела. Она вообще ничего не видела. Она шла через поле с широко раскрытыми глазами, в которых ничего не отражалось. Даже боль. Она была по ту сторону боли.
- Если споткнется - хана! - вывел нас из оцепенения капитан. - Разорвет на куски. Веревка прикреплена к чеке.
В спину ей не стреляли. Видимо, ждали, пока подойдет к окопу. А там уж одним махом - и ее, и нас. Решать надо было быстро. Или бежать, или что-то делать. И капитан решился. Когда до окопа оставалось метров пять, он выскочил и одним прыжком оказался рядом с женщиной. Зажав левой рукой чеку, правой повалил беременную на землю. Тут же раздался выстрел, но пуля только просвистела над головами. Осторожно сняв веревку, не выдергивая чеку, отбросил гранату подальше, а женщину затащил за насыпь. Она не сопротивлялась. Только смотрела все теми же широко раскрытыми, но ничего не понимающими глазами" (с. 15-16, 24).