Я вошла в свою студию и подождала, пока он зайдет за угол. Он не последовал за мной, а прислонил свое мускулистое плечо к дверному косяку.
Стоя в центре комнаты, я широко раскинула руки.
— Я работаю, Кейвен. Вот откуда у меня деньги.
Он нахмурился и заявил:
— Ты сказала, что ты фотограф, а не художник.
— Ты полагаешь, что человек не может заниматься и тем, и другим?
Я должна была завоевать его доверие, надеясь, что он позволит мне увидеться с Розали, но я не собиралась стоять и терпеть его дерьмо в своем собственном чертовом доме.
Я шла на него, не останавливаясь, пока не оказалась в его пространстве, снова и снова вдыхая запах его одеколона и притворяясь, что он не опьяняет.
— Задай мне вопрос, Кейвен, и я с радостью на него отвечу. Но каждое слово из твоих уст с тех пор, как ты отбросил сексуальную ухмылку, было обвинением.
Его брови взлетели вверх, а мой желудок скрутило, когда я поняла, что упомянула о сексуальной ухмылке, поэтому, чтобы отвлечься, я продолжила.
— Да, я фотограф. И да, я художник. К твоему сведению, я даже люблю заниматься дизайном интерьеров и иногда делаю пару модных эскизов. У меня свой бизнес, Кейвен. Мы с сестрой были известны как художница Р.К. Бэнкс, пока она не скончалась несколько месяцев назад. Мне надоело терять людей, которых я люблю. Мои родители ушли, их родители ушли, а теперь и моя сестра ушла. Розали — буквально единственное, что у меня осталось в этом мире. Так что да, я продала свой дом в Пуэрто-Рико, расплатилась по всем кредитным картам, которыми пренебрегала, пока… ну, знаешь, горевала. А потом я заплатила более миллиона долларов наличными за дом, чтобы жить в пятнадцати минутах езды от моей дочери, если мне разрешат наконец увидеть ее снова, — я приподнялась на носочки, и, ткнула пальцем его твердый живот, чтобы донести до него свою мысль, и прорычала:
— И мы могли бы спокойно обсудить это, как два взрослых человека, если бы ты просто задал вопросы без обвинений.
Он смотрел на меня несколько секунд, наклонив голову. Его лицо было нечитаемым. Но я не отступала. Ради Розали я буду умолять и просить этого человека до конца своих дней, но я не собиралась стоять перед ним на коленях, пока буду это делать.
— Мы понимаем друг друга?
— Не знаю. Мне следовало задать эти вопросы до или после того, как я «отбросил сексуальную ухмылку»?
Мои щеки запылали, но я продолжала.
— До. Ты не такая большая задница, когда улыбаешься.
Я понятия не имела, что творится у него в голове, пока мы стояли, сцепившись взглядами, но никто из нас не двигался. Мы были достаточно близко, чтобы дышать одним воздухом, и я старалась убедить свои руки оставаться по бокам.
Я прекрасно понимала, что Кейвен не испытывает ко мне ничего, кроме презрения, но дикий трепет, который я испытывала к нему с восьми лет, было невозможно укротить.
Бог свидетель, я пыталась.
Глава 17
Кейвен
Прочистив горло, я отошел от нее как можно дальше.
Почему она всегда так смотрела на меня? Это было самое причудливое сочетание страдания и обожания, словно она не могла решить, хочет ли она разрыдаться или броситься в мои объятия.
И что еще более странно, я не мог решить, хочу ли я убежать от нее как можно дальше или… Нет. Не было никакого «или».
Не с ней.
Я не хотел ничего чувствовать к Хэдли, но за неделю, прошедшую с момента ее появления, она была единственным, о чем я мог думать.
Каждый день, наблюдая за игрой Розали на пляже, я только и делал, что думал о Хэдли.
Что, если она подаст на меня в суд?
Что, если она каким-то образом выиграет?
Что, если ей удастся добиться опеки?
Даже мысль о совместной опеке, при которой я буду терять Розали раз в две недели и чередовать праздники, заставляла меня чувствовать себя так, будто я сгораю на костре.
Это была неделя, проведенная в аду, когда я улыбался дочери и молча готовился к худшему. По мнению команды адвокатов, которую собрал Даг, потеря Розали, по крайней мере частичная, была вполне вероятна. Все они сходились во мнении, что в данный момент у Хэдли нет особых аргументов, но со временем они появятся. У нее были деньги, дом и хороший адвокат. Черт, даже справки от психотерапевтов, которые она заранее передала Дагу, сияли от того, насколько хорошо она себя чувствовала в последние месяцы.
Но месяцев мне было недостаточно. Не тогда, когда дело касалось Розали.
По ночам, лежа в постели и глядя на свою дочь, я думал, если бы роли поменялись местами, хватило бы у меня дальновидности оставить Розали с ней.