— Я покину вас через несколько секунд. Просто хотела узнать, есть ли у тебя предпочтения, где мне сесть. Я не хочу вмешиваться или что-то в этом роде.
Я подмигнул ей, потому что она буквально только что спасла меня, и я был обязан ей за это чудом.
— Ты можешь сесть со мной и Йеном.
Ее глаза расширились, а рот изобразил самую нелепую фальшивую улыбку.
— Йен здесь?
— Пока нет. Но он уже в пути.
— О, весело, — пробормотала она, сосредоточившись на камере. Её длинные рыжие кудри закрывали лицо, и мне пришлось остановить свои руки, чтобы не смахнуть их.
— Да ладно. Он не так уж плох.
Она подняла голову.
— Единственный раз, когда он со мной разговаривал, он сказал, что нет ничего, что он не сделал бы для Розали, и мне будет полезно помнить об этом.
— Да, но он имел в виду, например, закидать яйцами твой дом или подать жалобу в товарищество собственников жилья, потому что ты оставила мусорное ведро на ночь.
— Я в этом не уверена.
В этот раз я не стал пытаться остановить свои руки. Я сжал ее предплечье.
— Расслабься. Я защищу тебя от Йена.
Она откинула голову назад и уставилась на меня, ее щеки приобрели самый яркий розовый оттенок.
— Я знаю, что так и будет.
Я улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ.
Никто из нас не шевелился, пока зал заполнялся вокруг нас.
— Привет, я Мэрилин, — она придвинулась ко мне, и мой отрезок линии AB с Хэдли внезапно превратился в треугольник. — Кто вы?
Она улыбнулась широко и по-доброму.
— Я Хэдли.
Лицо Мэрилин скривилось, когда она окинула ее быстрым взглядом.
— Девушка?
— Нет, — одновременно ответили мы с Хэдли.
Глаза Мэрилин сузились, а губы скривились.
— Сестра? Секретарь? Личный помощник?
Я должен был отдать ей должное. В ответе Хэдли не было и намека на недовольство:
— Нет, нет и нет.
— Нам стоить сесть на места… Было приятно познакомиться с тобой, Мэрилин.
Я положил ладонь на поясницу Хэдли и начал выводить ее из неловкого положения, когда Мэрилин выдернула чеку из моей гранаты.
— Ты мама Розали? — мы с Хэдли замерли на полушаге.
Прежде чем поддаться на уговоры дочери и пригласить Хэдли на церемонию награждения в тот вечер, я подумал о том, что кто-то может заметить сходство между ними. Но я никогда не представлял себе сценарий, при котором у кого-то хватит наглости спросить об этом.
Но мне не следовало недооценивать пронырливую и неосмотрительную Мэрилин Не-Монро.
— Ты ее мать, — вздохнула она, удивление наполнило ее глаза.
Хэдли превратилась в камень.
— Я… э-э… — она подняла на меня глаза, и ее паника заставила меня еще больше возненавидеть Мэрилин.
— Знаешь, мы всегда удивлялись, почему тебя никогда не было рядом. Я делала ставки, что ты умерла. Видимо, я не выиграю в этом пари. — она ухмыльнулась, скользко и высокомерно.
Этого, блядь, не может быть. Не-а. Ни что, блядь.
— Ставки? — я сделал зловещий шаг к ней. — Ты что, издеваешься?
Ее тусклые, скучные карие глаза переключились на мои.
— Это была шутка… — она обвела длинным острым ногтем вокруг Хэдли. — Но ты определенно была темой многих разговоров на детской площадке. Подождите, пока я расскажу другим мамам, что ты действительно существуешь.
С меня хватит. Все терпение кончилось. Все светские любезности вылетели в окно. Меньше всего мне хотелось, чтобы вся школа сплетничала о том, что Хэдли — мама Розали. Достаточно было бы одного невоспитанного ребенка и их матери, чтобы изменить мир моей дочери.
Если и когда этот разговор состоится, то не из-за слухов в гребаном детском саду.
— С этого момента, Мэрилин, ты не должна упоминать имя моей семьи ни на детской площадке, ни где-либо еще, — она откинула голову назад.
— Прости?
Хэдли потянула меня за предплечье и прошептала:
— Забудь об этом, Кейвен.
Но я не мог этого оставить: слишком многое было поставлено на карту.
— Ты слышала меня. Не лезь в дела моей семьи. Кто она, для тебя не имеет ни малейшего значения. И, пожалуйста, во что бы то ни стало, беги к своим приспешникам и сообщи им, что я не стану шутить по этому поводу. Если я услышу хоть одно чертово слово о Хэдли или Розали, обещаю, что ни для кого из вас это добром не кончится.
— Ну что ж, тогда, — презрительно фыркнула она, будучи глубоко оскорбленной.
Я не мог сосчитать, на сколько мне было наплевать на фарфоровые чувства Мэрилин.
— Скажи, что ты понимаешь.
Мэрилин поджала губы.