Узнав об убийстве герцога Беррийского, император выразил удивление, что тот отправился в оперу по столь несерьезному поводу, но «существует судьба, которую никто не может избежать», — заявил он. Когда позднее французские газеты объявили о рождении ребенка герцогини Беррийской, император сказал графу де Монтолону: «Прочитайте эту статью и скажите мне, могли бы вы написать более глупую или более злонамеренную статью, чтобы создать впечатление, что этот ребенок не от герцога? Как могла такая высокопоставленная особа оказаться покинутой до такой степени, что с ней никого не было в тот момент, когда она вот-вот должна была родить ребенка? Когда императрица готовилась рожать, герцогиня Монтебелло девять дней не покидала Тюильри. Когда она почувствовала первые родовые схватки, было 7 часов вечера. Дюбуа спустился к ней из комнаты, которую занимал. Императрица провела всю ночь, мучаясь от боли. Вместе с ней были герцогиня Монтебелло, графиня де Люсей и графиня де Монтескью, которой предстояло стать гувернанткой. Там же были фрейлины императрицы, нянька, Корвисар, Бурдье, а вся моя семья собралась в соседней гостиной. Я постоянно ходил, охваченный нетерпением, между Марией Луизой и мадам Мер, которая также была там. По мере того как проходила ночь, а я не видел признаков того, что она готова родить, я тогда пошел принять ванну в 5 часов утра, оставив с ней Дюбуа вместе со всеми ее дамами и обслуживающим персоналом».
Мы знали, что императрица настолько устала, что заснула, но вскоре новые родовые схватки разбудили ее, все более усиливаясь, не вызывая критического момента, требуемого природой. Дюбуа направил слугу к императору, чтобы известить его, что роды предстоят трудные и опасные. Император вышел из ванны и отправился к Марии Луизе, чтобы приободрить ее своим присутствием. Он сказал Дюбуа, который считал, что не сможет спасти и мать и ребенка, чтобы он думал только о матери и чтобы он обходился с императрицей, как с простой женщиной с улицы Сен-Дени. Император вошел в спальную комнату императрицы, нежно поцеловал ее и призвал ее быть мужественной и терпеливой. В эту минуту пришли Корвисар, Бурдье и Юван и стали держать Марию Луизу, так как ребенок появлялся на свет ножками вперед. Они были вынуждены использовать хирургические щипцы, чтобы вытащить голову ребенка; эта операция продолжалась 26 минут и была весьма мучительной. Император более не мог выдержать всего этого и отправился в соседнюю комнату. Ему докладывали новости каждую минуту. Ребенок, наконец, родился, но в течение пяти минут не подавал признаков жизни. Император ринулся к Марии Луизе, вновь заключил ее в объятия и приказал, чтобы пришел Кабасерес, архиканцлер Империи, чтобы удостоверить рождение и пол ребенка. Пришел также Бертье. Все внимание императора было обращено на императрицу, он считал, что его ребенок родился мертвым. Затем он услыхал крик, объявивший об обратном. Император бросился обнимать его и поднес его к императрице, которая чувствовала себя слишком слабой, чтобы разделить его счастье. «Представьте себе, — заявил император, — несмотря на то, что так много людей окружало ее, распространился слух о том, что императрица родила дочь, которую подменили мальчиком. Другие говорили, что ребенок был мертворожденным или что она никогда не была беременной, — таковы были чрезвычайно абсурдные слухи. Что они скажут о родах герцогини Беррийской, когда роды Марии Луизы, проходившие в окружении тридцати человек, вызвали подозрение? Роды герцогини Беррийской прошли без присутствия какой-либо важной персоны королевского двора, такой, как герцог Орлеанский или других!»
Среди своих табакерок император имел одну с портретом императрицы Жозефины, в котором он не видел большого сходства с оригиналом. У графини Бертран был ее портрет, украшенный жемчужинами, который ей подарила сама императрица Жозефина: портрет принадлежал кисти художника Сента и имел очень большое сходство с оригиналом. Император попросил у графини Бертран этот портрет и сказал мне, чтобы я сделал его копию. Я решил, что это шутка со стороны императора, и стал протестовать, но, как оказалось, император был настроен серьезно. Если у меня и отсутствовал талант, но зато я демонстрировал большую старательность; я немного научился рисовать фигуры людей, пейзажи, архитектурные постройки; я немного рисовал масляными красками, но не мог гарантировать, что смогу сделать копию портрета кисти самого Сента! Тем не менее я рискнул и принялся за работу. Удача сопутствовала мне сверх всех моих ожиданий: когда я показал императору результат своей работы, он нашел в моей копии очень большое сходство с портретом кисти Сента. Император распорядился, чтобы я вставил мою копию в рамку и повесил ее сбоку от каминной полки в его спальной. Там она и оставалась до самой кончины императора.