В тот же день император устроил смотр Парижскому гарнизону и войскам, прибывшим вместе с ним с острова Эльба. Смотр проводился во внутреннем дворе дворца Тюильри. Император произнес зажигательную речь, полную энергии.
Он начал ее следующими словами:
Солдаты! Я прибыл во Францию в сопровождении шестисот человек, потому что я рассчитывал на любовь народа и на память старых солдат! Мои ожидания меня не разочаровали; солдаты, я благодарю вас! Триумф того, чего мы только что добились, целиком принадлежит народу и вам. Все, что сделал я, заключалось лишь в том, чтобы лучше познать и оценить вас!
А закончил он следующим образом:
Солдаты! Только императорский трон может гарантировать народные права, и превыше всего самое главное среди наших интересов — а именно нашу славу. Солдаты! Мы отправимся в поход, чтобы выдворить с нашей территории королевских принцев, пресмыкающихся перед иностранцами; страна не только поддержит нас, она также последует за нами под нашим руководством, французский народ вместе со мной рассчитывает на вас. Мы не хотим вмешиваться в дела иностранных государств, но горе тем, кто вмешивается в наши дела!
Затем он представил солдатам генерала Камбронна и тех гвардейских офицеров, которые были вместе с ним на Эльбе, после чего в центре площади был поднят прежний гвардейский флаг. В связи с этим император сказал:
Солдаты! Эти люди вернули вам ваши знамена. Так пусть эти знамена вдохновят вас: вручая их гвардии, я вручаю их всей армии! Измена и трудные обстоятельства покрыли их траурной завесой, но благодаря французскому народу и вам они вновь будут развеваться, озаренные светом собственной славы. Поклянитесь, что они всегда будут там, куда их призовут интересы родины! Так пусть же изменники и те, кто посягнет на нашу территорию, никогда не смогут выдержать их вида!
«Клянемся в этом!» — ответили солдаты возгласом, полным энтузиазма. После смотра войска прошли парадным строем, восклицая: «Да здравствует император!»
Эльбанский батальон, прибывший в Париж после того Как он покрыл расстояние в 240 лье за двадцать дней, был расквартирован в Эльбефских казармах на площади Карусель; на следующий день на двери казарм большими буквами было написано следующее: «Жилище храбрецов». Случайно я обратил внимание на эту надпись и упомянул о ней императору, когда он собирался ложиться спать. Я рассказал об этом императору не для того, чтобы каким-то образом внести раздор в ряды гвардейцев, но только с мыслью о том, чтобы польстить этому батальону, воздав ему должное. На следующее утро я с удивлением услышал, как император обсуждал это событие с графом Бертраном, приказав ему принять меры, чтобы стереть эту надпись. Император пояснил, что поскольку в этих казармах нельзя было разместить всю гвардию, то было бы несправедливо заявлять подобное только об одном батальоне. Он добавил, что Эльбанский батальон был только частью гвардии, депутацией от нее, и всем гвардейцам хотелось бы войти в состав подобной депутации. Поэтому в том, чтобы оставить эту надпись, которая могла внести раздор, не видно каких-либо положительных моментов, но только одни недостатки. Для того чтобы стереть эту надпись, было выбрано ночное время.
Батальон гренадеров, которые заняли посты охраны у дворца Тюильри в ночь с 20 марта на 21-е, был назначен для выполнения этого задания еще в По-сюр-Ионне 19 марта в восемь часов вечера; гренадеры совершили марш в 25 лье за 24 часа и прибыли к своим постам охраны, никого не оставив позади себя. Весь батальон получил орден Почетного Легиона; император распорядился о выдаче каждому солдату батальона дополнительной субсидии в размере 300 франков, а офицеров, которые уже были легионерами, повысили в чине на одну ступень.
Во время приема в воскресенье, 26 марта, император получил поздравления от министров Государственного совета, от верховного апелляционного суда, от суда по финансовым вопросам, от суда империи, а также от других судов и высокопоставленных государственных служащих. Речи отражали характер лиц, подготовивших их, а также самих ораторов; все говорили о свободе, независимости и чести родины. Речь графа де Фермона от имени Государственного совета являла собой декларацию принципов, вся суть ответов императора содержалась в одной реплике, адресованной архиканцлеру: