После парада войск император, сопровождаемый артиллерийским салютом, отправился в Тюильри. В тот же вечер он вернулся в Елисейский дворец, усталый, но счастливый от сознания того, что он вселил в массы такой энтузиазм. Были даны гигантские банкеты, на которых братались солдаты армии и национальной гвардии.
Жизнь императора в период «Ста Дней» отличалась предельной активностью. Он не впадал, как утверждали некоторые люди, в состояние дремоты из-за своей тучности. Но в обществе произошло изменение: для императора не составило труда заметить, что люди стали менее послушными, чем раньше.
Беседы с некоторыми людьми, с которыми я встречался, удивили меня. С сожалением я заметил, что эти беседы не были столь же доверительными, как раньше; меня это очень огорчило. Однако приближалось время, когда нам предстояло начать нашу военную кампанию, и я говорил себе, что если император станет победителем в этой схватке с врагом, которая вот-вот начнется, то те люди изменят характер разговора со мной.
После периода неслыханной активности император, которого поддерживала вся нация, привел страну в состояние обороны.
8 июня палаты созвали свои заседания; 11 июня император принял в Елисейском дворце делегацию палаты депутатов. Эти депутаты благодарили императора за то, что он отказался от чрезвычайных полномочий, которыми он обладал, чтобы провозгласить начало конституционной монархии; депутаты заверили императора в сотрудничестве палаты при защите национальной независимости и обещали ему активно поддерживать конституцию. Королевская хартия, не поддерживаемая народом, не могла рассматриваться страной как обязательная.
Франция не могла принять условия, при помощи которых союзнические нации пытались замаскировать свою агрессию. Нападение на монарха, избранного нацией, означало нападение на независимость самой нации. Эта нация была полностью вооружена для того, чтобы защитить свою независимость и отвергнуть любую королевскую семью или короля, которых союзнические монархи посмеют навязать ей.
Император ответил депутатам палаты:
«Господин президент и депутаты палаты, с удовлетворением я обнаружил мои собственные чувства в тех, что мы только что выразили. В этой суровой обстановке я полностью погружен в мысли о неминуемой войне, от успеха в которой зависят независимость и честь Франции.
Сегодня вечером я уезжаю, чтобы возглавить мои армии: передвижения различных иностранных вражеских корпусов делают обязательным мое присутствие там, где находятся мои армии. Во время моего отсутствия я был бы рад узнать об учреждении комиссии, назначенной каждой палатой, которой следует подумать о нашей конституции. В ней заложена наша вдохновляющая идея. Она должна стать нашей путеводной Полярной звездой в эти бурные времена. Любая политическая дискуссия, которая прямо или косвенно была бы направлена на то, чтобы приуменьшить доверие к принятым ею мерам, будет несчастьем для государева; мы бы оказались плавающими среди мелей без компаса и без руля. Наш нынешний кризис является крупнейшим; так давайте же не будем следовать примеру Византии, которая, осажденная со всех сторон варварами, выставила себя на посмешище потомков, занимаясь обсуждением абстрактных концепций в тот самый момент, когда стенобитные орудия разрушали городские ворота.
Будучи независимыми от законодательных мер, которых требует внутриполитическая обстановка, вы, возможно, посчитаете полезным заняться законами, служащими средством для защиты конституции. Эти законы могут стать предметом общественной деятельности, не причиняющей каких-либо хлопот.
Господин президент и депутаты палаты, чувства, выраженные в ваших речах, убедительно свидетельствуют о преданности палаты моей персоне и всем том патриотизме, который побуждает эту преданность. Во всех предпринимаемых делах мой шаг всегда будет прямым и твердым. Помогите мне спасти родину. Являясь чрезвычайным представителем народа, я принял на себя обязательство, которое я теперь принимаю вновь: использовать в более спокойные времена все прерогативы короны и тот небольшой опыт, полученный мною, для того, чтобы помогать вам совершенствовать наши общественные и государственные учреждения.
В тот же вечер, в 10 часов, император отправился в свои апартаменты в сопровождении принца Жозефа, который вручил ему большое количество бриллиантов, — позднее я узнал, что их стоимость составила сумму в 800 000 франков. Каждый бриллиант был в отдельной упаковке. Передавая их мне, император сказал, чтобы я запер их в потайном отделении его походного саквояжа вместе с ожерельем принцессы Полины, которое оценивалось в 300 000 франков. Для этого саквояжа было предусмотрено специальное место в карете императора. Император также передал мне два толстых пакета, скрепленных его гербовой печатью. Он сказал мне, чтобы я вручил один пакет графине Валевской, а другой — г-же Пеллапра. В Елисейский дворец я вернулся только в час ночи. Днем император был столь любезен, что пожаловал моему отцу должность государственного курьера, вакантную после смерти одного из курьеров, сказав мне, чтобы я забрал соответствующий декрет, подготовленный герцогом Бассано (Маре). Печальные события Ватерлоо воспрепятствовали исполнению этого декрета.