Что касается меня, то в тот период у меня не было и секунды, чтобы раздеться и нормально лечь в постель, поскольку ее, как таковую, я никогда не мог обнаружить. Мне всегда приходилось возмещать этот недостаток в обустройстве моей жизни каким-либо другим способом. Так как хорошо известно, что на помощь нужде всегда готова прийти выдумка, то мы проблему отсутствия мебели решали следующим образом: у нас были большие мешки из дерюги, в которые мы залезали, и укладывались на подстилку из мелкой соломы, когда нам удавалось достать ее; в течение нескольких месяцев я отдыхал ночью именно так. Но даже и этим видом отдыха я часто не мог насладиться в продолжение пяти или шести ночей подряд, настолько обременительными были требования моего служебного положения.
Хотя в распоряжении императора почти всегда была постель, но комнаты, в которых мы стелили ее для него, были настолько грязными, что, несмотря на все мои старания содержать постель в чистоте, я не раз обнаруживал на его одежде очень неприятных паразитов, весьма распространенных в России. Мы страдали от этих паразитов больше, чем император, так как оказались без чистого белья и смены одежды, поскольку большая часть нашего имущества была сожжена вместе с фургонами, в которых все это хранилось. На эту вынужденную меру, как я уже говорил, мы были обязаны пойти, так как все лошади околели от холода или от голода.
В царском дворце с жильем мы устроились немного лучше, чем в условиях бивака. В течение нескольких дней у нас были только матрасы, но поскольку у большинства раненых офицеров их не было, император распорядился, чтобы им отдали наши матрасы. Мы охотно пошли на эту жертву, и мысль о том, что мы помогаем другим, более несчастным, чем мы, обычно делала самую жесткую постель намного мягче.
Весь мир знает, что холод и морозная погода больше способствовали нашему поражению, чем противник, которого мы преследовали до самого сердца его горевшей столицы. Франция все еще обладала огромными ресурсами, и император теперь был там, чтобы лично руководить их выявлением и использованием.
Через несколько дней после моего возвращения в Париж их величества присутствовали в опере, где давалось представление «Освобождение Иерусалима». Я занимал ложу, которую граф де Ремуза предоставил в мое распоряжение на тот вечер (он был первым камергером императора и главным управляющим всех театров Парижа), и был свидетелем приема, оказанного зрителями императору и императрице. Никогда ранее мне не приходилось видеть такого проявления энтузиазма. И я должен признать, что внезапный переход от картины недавней переправы через реку Березину к этим воистину волшебным сценам спектакля мне показался почти невероятным.
1 января 1813 года было уже совсем близко, но в праздники император никогда не раздавал подарков, и мы это знали. Между тем я не мог экономить на своей одежде, ибо император требовал, чтобы она была всегда чрезвычайно элегантной. Это выглядело действительно очень странно: хозяин половины Европы не считал ниже своего достоинства обращать внимание на то, как одет его камердинер. В этом он заходил так далеко, что, увидев на мне новый плащ, который нравился ему, никогда не скупился на комплименты: «Ты прекрасно выглядишь, месье Констан».
Даже по случаю брака императора и Марии Луизы, а также рождения короля Рима, окружение его величества не получило никаких подарков — император считал, что расходы на эти церемонии слишком велики. Но однажды, однако не по поводу какого-то необычного события, император сказал мне утром, когда я закончил одевать его: «Констан, иди к г-ну Меневалю, я распорядился, чтобы тебе выдали тысячу восемьсот ливров в виде твоего заработка». Когда же пришло время получить деньги, случилось так, что в интервале между распоряжением и его выполнением сумма изменилась, и вместо тысячи восьмисот ливров я получил только тысячу семьсот, которые тут же вложил в недвижимость, вскоре ее продал и в результате этой продажи купил скромное поместье в лесу Фонтенбло.
Иногда император делал подарки принцам и принцессам из числа своей семьи. Почти всегда эти подарки им относил я, и могу засвидетельствовать, что, за исключением двух или трех редких случаев, я это делал совершенно безвозмездно. Этот факт я привожу здесь просто ради воспоминаний о том времени. Еще мне помнится, что королева Гортензия и вице-король Италии никогда не включались в список лиц, получавших императорские подарки, а принцесса Полина в этом отношении чаше всего оказывалась фавориткой.