Наполеон довольно долго колебался по поводу того, как ему действовать в таком серьезном деле. Первоначально он склонялся к тому, чтобы одновременно судить и герцога Энгиенского, и Жоржа Кадудаля, предъявив им одно и то же обвинение. Но он не хотел приравнивать принца к человеку, которого считал обыкновенным убийцей. Затем он стал думать о том, чтобы придать суду над принцем особую важность, передав его дело в верховный суд. В запасе у него всегда оставалось право на акт милосердия.
Таково было положение дел на 10 марта 1804 года. В этот день я не обедал в Тюильри. Меня вызвали по приказу первого консула в десять часов вечера. Когда я появился в Тюильри, то нашел его в комнате, примыкавшей к кабинету. У его ног валялась кипа географических карт, которые он бросил на пол — он искал карту с рекой Рейн. После того как я помог ему развернуть эту карту на большом столе из красного дерева, который стоял в середине комнаты, я стал писать под его диктовку письмо военному министру Бертье с указанием направить этой же ночью адъютанта первого консула генерала Коленкура в Страсбург, а генерала Орденера, командира конных гренадеров его охраны, в Шелестадт для ареста герцога Энгиенского. Пока первый консул диктовал это письмо, в комнате появился вызванный генерал Бертье и вслед за ним генерал Коленкур. Первый консул продиктовал остальную часть инструкций относительно экспедиции Орденера непосредственно генералу Бертье, отмечая на карте маршрут, по которому должен был следовать генерал Орденер. Затем он продиктовал письмо министру Талейрану с распоряжением о принятии необходимых дипломатических мер.
Инструкции, содержащиеся в письме, адресованном первым консулом военному министру, предписывали генералу Коленкуру отправиться в Страсбург и оттуда в Оффенбург с двумя сотнями драгунов, чтобы арестовать эмигрантов и агентов английского правительства, а генералу Орденеру отправиться в Шелестадт, где взять три тысячи драгунов и с ними переправиться через Рейн в Рейнау, окружить замок Эттенхейм и арестовать герцога Энгиенского и Дюмурье вместе со всеми людьми, которые там с ними окажутся.
И вот такая предстает перед глазами картина. Первый консул, Бертье, военный министр, генерал Коленкур и я собрались в большой комнате дворца Тюильри, которая раньше была спальней Людовика XVI и которая позже использовалась с этой же целью императором. Эта комната освещалась только двумя канделябрами с тремя подсвечниками, прикрытыми абажурами с таким расчетом, чтобы свечи освещали только небольшое пространство в форме круга в несколько футов. Министр и я писали на углу большого стола из красного дерева при свете одного из этих канделябров. Первый консул, освещенный другими подсвечниками, склонившись над картой, подозвал к себе генерала Коленкура и с компасом в руке стал показывать ему маршрут из Страсбурга в Рейнауссен, указывая месторасположение деревни Эттенхейм и дороги, ведущей к ней.
Через два дня Фуше, покидая дворцовый прием, сказал мне: «Генерал Бонапарт очень неосторожен, он кончит тем, что проговорится». Он подразумевал ордер на арест герцога Энгиенского. На приеме первый консул говорил о проблемах, полностью занимавших его мысли: о провокациях эмигрантов, чье соседство он выдерживал с чрезмерным терпением. Он упоминал имена герцога Энгиенского и Дюмурье. Однако никто из придворных первого консула, включая госпожу Бонапарт, не знал о приказах, которые он отдал. Первый консул оставался несколько дней в Париже, а затем выехал из Тюильри в Мальмезон. Хотя моя карета следовала за его каретой, он предоставил в мое распоряжение нескольких солдат, чтобы они составили мой эскорт ради большей безопасности его бумаг.
Все население Парижа проявило живой интерес к различным инцидентам этой драмы, которую едва ли можно понять в наши дни. Арест Жоржа Кадудаля, который был осуществлен почти одновременно с выдачей распоряжения о захвате герцога Энгиенского, рассеял всякую неопределенность в отношении существования заговора.
Во время пребывания в Мальме зоне первый консул имел вид человека, совершенно измученного заботами и неспособного к любой деятельности. Он только принимал господ Маре, Талейрана, Фуше, Реал я, верховного судью Ренье и Камбасереса. 16 марта по телеграфу сообщили, что ночью в замке Эттенхейма был арестован герцог Энгиенский. Немедленно были даны указания о том, чтобы его доставили в Париж, куда он и прибыл 20 марта.
Первый консул был полностью информирован о деталях заговора. Откровения, которые содержались в письмах, захваченных у эмигрантов в Эттенхейме, Оффенбурге и других местах на правом берегу Рейна, письма, которые направлялись первому консулу специальными курьерами, доклады, которые он заставлял перехватывать, и информация, которую он собрал со всех сторон, рассеяли его последние сомнения.