Подъем экономики Англии в 1809 году опроверг оптимистическую уверенность Шампаньи в неминуемом поражении коварного Альбиона. Чем, если не контрабандой на континенте, успешно осуществляемой, несмотря на таможенные кордоны и полевые суды, объяснить подобное оздоровление? В Средиземноморье контрабандная торговля процветала главным образом на Мальте, где обосновались тридцать или сорок английских компаний, а также в Гибралтаре и Салониках. В Адриатике центром нелегальной торговли был Триест, а на севере — Гётеборг, обеспечивавший британским товарам доступ в страны Балтийского бассейна. «Английская торговля, — сообщалось в одном донесении, — ведется под шведским флагом. Суда привозят колониальные товары, выдавая их за шведский груз. Многие суда, приходящие в Копенгаген под датским флагом, нагружены колониальными товарами и идут прямиком из Англии, а вовсе не из Исландии и Норвегии, как то официально заявляется». В немецкие порты на Северном море товары доставлялись через Гельголанд. В сентябре 1807 года остров оккупировали англичане. С апреля 1808 года, не без помощи британского правительства, здесь развернулась нелегальная торговля. «Товарооборот Гельголанда возрастает с каждым днем, — сообщал английский агент. — Регулярные поставки товаров из Англии снизили цены до разумного уровня. Нет сомнения в том, что товарооборот будет расти и впредь вопреки контрмерам неприятеля. За последние 10 дней отправилось 7 кораблей, некоторые с грузом от 2 до 3 тысяч ливров. Идет бартер: колониальные и промышленные товары обмениваются на продовольствие и зерно». Попадавшие на континент грузы расходились затем по основным торговым путям. Из Амстердама товар направлялся вверх по Рейну на баржах; в Арнгейме их сменял наземный транспорт, который и переправлял грузы через Великое герцогство Баденское в Германию. Таким образом, снабжая Франкфурт наземным путем, Гамбург становился конкурентом Амстердама. Груженые баржи нередко доходили и до Швейцарии. Из Триеста американские хлопчатобумажные ткани и колониальные товары попадали в Вену, а оттуда в Страсбург, Базель, Мюнхен и Лейпциг. Только строго охраняемая французская граница могла отпугнуть контрабандистов. В мае и августе 1808 года в департаменте Ду между таможенными служащими и вооруженными контрабандистами завязывались настоящие сражения.
Высокопоставленные особы то и дело оказывались вовлеченными в постоянно вспыхивающие скандалы. В 1808 году в Страсбурге два таможенных досмотрщика из Ванценау обнаружили в арестованном имуществе юной жительницы Берна доказательства причастности инженера путей сообщения, Робена, к получению в Ганау нелегальных товаров, поступавших из Франкфурта. Вскоре было раскрыто еще одно дело, в котором оказались замешаны врачи и крупные торговцы из Страсбурга. В 1809 году подпольный товарооборот продолжал расти, особенно в районе города Мюлуз. К этому времени насчитывалось около 100 тысяч контрабандистов, прибегавших порой к услугам страховых агентов. Контрабанда, таким образом, вносила весомый вклад в английскую экономику. Увеличение британского экспорта на континент обусловливалось прежде всего восстанием в Испании. Автор одного из последних исследований о блокаде, Франсуа Крузе, справедливо замечает: «Если за полугодием экономического кризиса и упадка последовало полугодие ощутимого роста промышленности и экспорта, предваряющего экономический бум 1809–1810 годов, то первопричина этому — война в Испании. Это она открывала, а то и возвращала британским экспортерам обширные рынки Иберийского полуострова и Латинской Америки. К тому же Испания отвлекала на себя внимание императора и значительные силы Великой Армии, отдав на откуп контрабандистам широкие просторы Северной Европы и Средиземноморья».
Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что испанская война, первая дипломатическая ошибка императора, позволила Англии избежать нависшей над ней экономической катастрофы.
Англичане без труда завладевали колониями Франции и ее союзников. Они захватили принадлежавшие Голландии Кейптаун и Яву, французские Гваделупу и Иль-де-Франс и закрепились в Америке, где испанские колонии в Мексике, Перу, Чили и Колумбии восстали в 1810 году против «узурпатора Жозефа». В 1811 году пожар перекинулся на Парагвай. Наполеон же демонстрировал полную неспособность бороться с процветавшей на побережье контрабандой. Для укрепления таможенного контроля ему пришлось аннексировать Анкону, провинции, управляемые папским легатом, Парму, Плезанс, Тоскану, Папскую область и Иллирийские провинции, включая Триест, которые по Венскому договору 1809 года перешли во владение Франции. Наполеон, разгневанный тщетной попыткой своего брата Луи заключить при посредничестве банкиров Беринга и Уврара сепаратный мир с Англией, аннексирует в марте 1810 года левый берег реки Ваал, а затем, после отречения Луи, в июле 1810 года, — и всю Голландию. Эта аннексия, поясняет Шампаньи, «раздвигая границы Империи Вашего Величества, укрепляет армию, политику и торговлю; она — первый необходимый шаг к восстановлению нашего флота, она, наконец, наносит по Англии самый болезненный удар из возможных». Сенатус-консультом, присоединившим к Франции Голландию, в состав Империи были включены: часть Великого герцогства Бергского, два Сальмских княжества, герцогство Ольденбургское, значительная часть королевства Вестфалии и три ганзейских города — Гамбург, Любек и Бремен, образовавших соответственно три новых департамента: Верхний Эмс (Оснабрюк), Нижний Везер (Бремен) и Нижняя Эльба (Гамбург). «Останься на Северном море хоть один город, согласный торговать с Англией, поток товаров с переполненных складов Гельголанда наверняка затопил бы континент», — разъяснял Шампаньи. Чтобы покончить с нелегальным поступлением товаров из Швейцарии, Наполеон в ноябре 1810 года оккупировал Тессен и Валез. Эта закономерно вспыхнувшая в результате континентальной блокады эпидемия аннексий всколыхнула всю Европу. Она усугубила нестабильность положения на континенте и нанесла ущерб наполеоновской политике в Германии, подорвав авторитет королей — ставленников императора. Аннексии действовали на европейских монархов, в том числе и на русского царя, которому герцог Ольденбургский приходился шурином, как красная тряпка на быка. Быстрое увеличение количества департаментов настораживало даже французов, обеспокоенных будущим страны, непомерно расширявшей свои естественные границы.
Оправданием этой политики могла послужить только блокада, однако Наполеон пошел на уступки, введя лицензионный режим, подорвавший популярность континентального кордона.
Принятые императором меры не смогли пресечь контрабандную торговлю; они лишь потеснили ее на восток. «Из России в Пруссию, из Польши и Моравии в Вену, из Османской империи в Австрийскую движется нескончаемый поток товаров», — сообщала дипломатическая почта. Место Рейна занял Дунай. Жан Батист Сэй, заклеймивший протекционистскую политику Наполеона, поведал нам о долгом извилистом пути европейца, отправлявшегося за хлопком в Вену. «Сахар, кофе, табак, хлопчатобумажные ткани из Лондона доставлялись морем в Салоники и далее, на лошадях и мулах, переправлялись через Сербию и Венгрию в Германию, оттуда — во Францию. Нередко доставляемый в Кале из Англии товар, вместо того чтобы просто пересечь Ла-Манш, проделывал путь, транспортные расходы на который равнялись двукратному кругосветному путешествию».
Наполеону пришлось, однако, и на себе испытать действие обоюдоострого оружия блокады. Нехватка сырья и колониальных товаров, эквивалентная замена которым еще не была найдена (еще только велись опыты по производству свекловичного сахара), повергла континент в бедственное положение, сходное с кризисом, поразившим Британские острова, где перепроизводство товаров грозило обернуться безработицей и инфляцией. Французская промышленность после введения Джефферсоном торгового эмбарго лишилась американского хлопка. Мануфактурам приходилось довольствоваться хлопком из Неаполя и Леванта, но и его недоставало. Рост цен на шерстяные и льняные ткани пополнил армию недовольных производителей армией недовольных потребителей. Импорт сахара-сырца упал с двадцати пяти миллионов килограммов в 1807 году до двух миллионов в 1808-м. Цена на кофе росла с каждым днем. «Колониальные товары дорожают так стремительно, — писал 1 июня 1808 года министр внутренних дел Крете, — что непонятно, кто еще в состоянии покупать бразильский хлопок по 11–12, сахар по 5–6 и кофе по 8 франков за фунт. Впрочем, колоссальная прибыль, которую сулит перепродажа этих товаров, завораживает все классы и сословия». В равной степени пострадал и европейский экспорт. Наряду с промышленниками и потребителями ущерб понесли судовладельцы и фермеры. Разве континент не поставлял в Англию зерно, плодоовощные культуры, шерсть и древесину, не говоря уже о вине? Перепроизводство спиртных напитков в 1809 году всерьез взволновало торговую палату Бордо. Крестьян раздражала невозможность экспортировать излишки более чем обильного урожая зерновых в 1808 году. Наполеон вынужден был наконец пойти на смягчение режима блокады, поскольку сокращение поступлений от таможенных сборов лишало его важного источника доходов как раз в тот момент, когда война в Испании превратилась в убыточную. Первый шаг в этом направлении сделала Англия, введя лицензионный режим для импорта спиртных напитков французского производства, а также других товаров, перечень которых был установлен 19 июля 1808 года. Эта инициатива нашла отклику Наполеона, о чем Крете и проинформировал префектов в циркуляре от 14 апреля 1809 года: «Его величество, дабы способствовать дозволенному отныне экспорту зерна, спиртного, сухофруктов, конфитюров и овощей, решил предоставить судам лицензии на перевозку этих грузов». Таким образом, неудавшаяся блокада, от которой выигрывали лишь контрабандисты, вовлекла в ряды последних и самого Наполеона: он торговал с Англией напрямую, союзники же, вассальные и нейтральные государства делать этого не могли. Поскольку Франция была завалена колониальными товарами, в которых так нуждались другие европейские страны, именно она, а не Англия стала поставлять их контрабандным путем. Словом, к монополии, предоставленной Наполеоном французской промышленности на европейском рынке, прибавилась и монополия на торговлю колониальными товарами. Этот коммерческий шовинизм нашел отражение в декретах 1810 года, ознаменовавших собой пересмотр концепции блокады.