Император велел полковнику Малле приказать своим солдатам взять ружья в левую руку. Полковник возразил, что было бы опасно приближаться, можно сказать, безоружными к войску, которое подозрительно по своему настроению и первым же залпом может нанести огромный урон. Наполеон повторил: «Малле, делайте, что я вам приказываю». И он направился один во главе своих ветеранов, державших ружья дулом вниз, к 5-му линейному полку. «Вот он!.. Пли!» – закричал вне себя капитан Рандон. Несчастные солдаты оторопели. У них дрожали колена, ружья тряслись в судорожно сжатых руках. Подойдя на пистолетный выстрел, Наполеон остановился. «Солдаты 5-го полка, – сказал он твердым и спокойным голосом, – признайте меня». Затем, сделав еще два-три шага вперед и расстегивая свой сюртук, он прибавил: «Если есть среди вас солдат, желающий убить своего императора, он может сделать это. Я становлюсь под ваши выстрелы». Солдаты не в силах вынести такое испытание. Громкий крик «Да здравствует император!» крик, так долго сдерживаемый, вырывается из груди у всех. Ряды приходят в расстройство, белые кокарды усыпают дорогу, солдаты машут киверами, надетыми на штыки, бросаются к своему императору, окружают его, приветствуют кликами, становятся перед ним на колени.
В это время 7-й линейный полк, увлекаемый своими командиром Лябедуайером, покидал Гренобль с криками «Да здравствует император!» и шел на соединение с солдатами острова Эльба. Отчаявшись уже из-за невозможности защищать Гренобль, где население побуждает солдат к отпадению, Маршан хочет, по крайней мере, увести с собой оставшиеся войска. Но уже поздно. Около 7 часов вечера более 2000 крестьян, вооруженных вилами и старыми ружьями, неся в руках факелы, ярко пылающие в темноте, приближаются вперемешку с солдатами Наполеона к Боннским воротам. Задержанная палисадами крытой дороги, эта шумная толпа скопляется на гласисах и на обширном пространстве перед крепостью, крича во все горло: «Да здравствует император! Да здравствует император!» Бастионы и куртины, канониры и пехотинцы отвечают тем же возгласом. Гренобльский народ, столпившийся на Военной улице, неистово вторит этим крикам. По ту и по другую сторону укреплений все голоса смешиваются в единый громкий и непрерывный крик. Каретники из предместья св. Иосифа пробивают городские ворота огромной дубовой доской. Император вступает в Гренобль, его несут с триумфом по улицам, внезапно иллюминованным. Вскоре перед балконом гостиницы Трех Дофинов, где по своему желанию остановился Наполеон, появляется группа рабочих и слагает тут обломки Боннских ворот со словами: «За неимением ключей твоего дорогого города Гренобля мы приносим тебе его ворота».
10 марта в Лионе повторяются те же сцены. Так как не осталось никаких сомнений насчет враждебного настроения народа и войск, граф д’Артуа в полдень убежал отсюда. Макдональд последовал за ним два часа спустя и писал военному министру: «Я покинул Лион или, вернее сказать, я ускользнул оттуда, после того как был свидетелем отложения всего гарнизона, который перешел под знамена Наполеона с кликами “Да здравствует император!” – кликами, которые подхватывались от предместья Гийотьер до лионской набережной массой народа, толпившегося на обоих берегах Роны».
Проводив Наполеона в архиепископский дом, лионский народ рассыпался по городу, неся в руках факелы и распевая Марсельезу. Рабочие, занятые на шелковом производстве, останавливались перед домами роялистов и камнями выбивали окна. На площади Беллькур разгромлено было кафе Бурбон, известное как место сборища эмигрантов. Всю ночь улицы оглашались восторженными приветствиями и угрожающими проклятиями. Крики «Да здравствует император!» перемешивались с такими возгласами: «Долой попов! Смерть роялистам! На эшафот Бурбонов!» «Можно было бы подумать, что мы опять накануне 1793 года», – говорил один офицер.