— Полина, — глупо повторил полковник.
— Так-то лучше.
С сияющей улыбкой Полина приказала подать кофе. Возможно, думала она, что, задерживая этого дурака, оказывает последнюю услугу Наполеону. Однако в её голове были и другие мысли. Она переоделась в светло-зелёное платье и украсила волосы цветком. Полина находила полковника привлекательным, если бы не его холодные голубые глаза. Жаль, что он действовал против её брата, и потому для него не может быть прощения.
Трудно было Кемпбеллу сохранить спокойствие в бурном море всевозможных эмоций, но здравый смысл и чувство долга по отношению к лорду Каслри взяли своё. Он знал, что должен спешить на корабль и разрабатывать планы преследования. Но именно сейчас он уверился в том, что каким-то чудом завоевал расположение самой прекрасной, самой волнующей женщины. Конечно, она могла — ему не хотелось думать, что это так, — разыграть всю сцену, как тогда, на балу, чтобы удалить его с острова, пока Наполеон готовил побег. Но теперь вроде бы в этом не было никакой необходимости. Что ж, если ещё раз представится возможность, то тогда никто и ничто не сможет встать между ними. Решено, он обнимет и поцелует Полину. Это будет приятным и в то же время триумфальным завершением его одиозной миссии, а также своего рода местью Наполеону за всё его пренебрежение и причинённые неприятности.
Она вернулась, держа в руках поднос с чашечками для кофе. Он заметил её светло-зелёное платье и цветок в волосах. И это всё для него одного, подумал он радостно.
— Куда вы поедете, Нил? Полагаю, в Неаполь?
— Пока не знаю.
— Но если Наполеон направился в Неаполь?..
— Я уже не уверен в этом, — отрезал он. Идиллия потихоньку утрачивала краски.
Полина зашла слишком далеко. «Она хочет внушить мне мысль о Неаполе», — подумал полковник.
— Что заставляет вас думать, что он направился в Неаполь?
— Вы, Нил. Вы сами это сказали. Я-то не знаю ничего. Если поедете в Неаполь или Ливорно, может, передадите письмо моему мужу? Я думаю, он сейчас в Ливорно. Понятия не имею, что делать.
Она стала сокрушаться, какая жестокая доля выпала ей как жене и почему она убежала от всего этого, чтобы укрыться под крылом брата. Полковнику показалось, что она сейчас заплачет. Он посоветовал ей пока оставаться на острове и не возвращаться к своему мужу, жестокому князю Боргезе.
— Думаю, вы правы, Нил, — произнесла она. — Но, надеюсь, письмо ему вы отвезёте?
— С удовольствием. Но может так случиться, что в Италию я не попаду.
Полина была не такой уж талантливой актрисой, поэтому тень разочарования пробежала по её лицу.
— Тогда куда же вы поедете?
— Во Францию, наверно, — твёрдым голосом произнёс он.
Хорошо, что Полина в этот момент ставила чашки на поднос и полковник не мог видеть её лица!
— Но я думала, вы говорили про Неаполь, — сказала она.
— А я думал, вы говорили про Францию, Полина.
— Я же сказала вам, я ничего не знаю.
— Вы в этом уверены?
Чувство Долга одерживало победу над Любовью, и Полина поняла это. Всего лишь несколько минут назад этот человек был у её ног, а теперь он опять полон подозрительности и злобы. Нужно было что-то делать. Пройдя через комнату походкой богини и взяв его руки, она склонилась перед ним на колени:
— О, Нил, неужели вы мне не верите?
Взгляд полковника оставался суровым.
— Что вы сказали капитану Ади?
— Капитану Ади? — В изумлении она подняла на него глаза.
— По поводу лета. И поводу Марчианы.
Она громко рассмеялась:
— Ах да, этот милый капитан. Он мил, он очень мил. Но он не такой красивый, как вы, дорогой Нил.
Однако допрос продолжался.
— Вы сказали ему неправду.
— Ну что вы, Нил. Я сказала правду. Я сама писала письмо под диктовку Наполеона относительно приготовлений к лету. Где устроить ночлег, где кухню и всё такое...
— Почему же вам сейчас так весело?
«Попалась», — подумал полковник. То же самое подумала Полина.
— Ну разве не смешно сейчас думать о планах Наполеона на лето? Смешно и печально одновременно. — Она глубоко вздохнула.
Но это прозвучало неубедительно. Полковник с силой сжал её руки, причинив боль.
— Куда уехал Наполеон? — грубо спросил он.
— Нил, вы делаете мне больно.
Он продолжал сжимать её руки с прежней силой. У него появилось восхитительное ощущение собственной силы, и ему очень захотелось хорошенько встряхнуть её. Княгиня уже жалела о том, что начала этот разговор.
Он оказался не таким уж болваном. И потом, никто с ней так жестоко не обращался.
— Он уехал во Францию, да? — гневно спросил он.
— Клянусь вам, он ничего мне не сказал. Вы так жестоки, Нил. Отпустите меня! — с внезапной яростью, властно закричала она.
Он сделал так, как она хотела. Противники заняли исходные позиции. Грудь её вздымалась, кисти рук занемели, и она судорожно растирала их. У неё возникло сильное желание покинуть поле боя. Что за унижение — быть избитой и покалеченной этим дураком! Но и у неё было чувство Долга. И оно говорило, что полковника нужно задержать как можно дольше, чтобы корабль уплыл без него. Тогда она посмеётся! И она пошла с козыря. Внешне успокоившись и приняв трогательное и обиженное выражение лица, она положила руку к нему на колено и сладко промолвила:
— Я знаю, Нил, вы ревнуете меня к капитану, правда? Не нужно этого делать. Но должна вам сказать, я тоже ревнива. Зачем вы ездили в Ливорно?
— Я уже говорил вам, Полина. Я ездил в Лукку, на водный курорт.
— И также во Флоренцию?
— Ну да. Я ездил во Флоренцию. У меня там были кое-какие дела.
Княгиня вздохнула:
— Говорят, что у вас там женщина?
— Разумеется, у меня есть там друзья, — натянуто ответил полковник.
— Если бы вы не покинули остров, вы могли бы остановить Наполеона. Он всегда прислушивался к вашим советам, я знаю.
Она была уверена, что сейчас насмехаться над ним не следует.
— Что бы я мог сделать? Меня бы арестовали.
— Нет, нет. Наполеон бы вас не тронул. Он не хотел ссориться с англичанами. Конечно, если бы вы были здесь, он бы не уехал...
— Вы говорите ерунду, — со злостью проговорил полковник. Всё это точь-в-точь было похоже на его собственные соображения.
— Бедный Нил, интересно, что напишут о вас в книгах по истории. Напишут ли, что, когда Наполеон бежал с острова, британский уполномоченный находился в объятиях мадам...
— Полина, это неправда! Вы не должны говорить такие вещи!
— Я не буду говорить, Нил. Не бойтесь. — Она встала, высвободив руку. — Но будут говорить другие.
Она двинулась прочь. Вскочив с места, он бросился за ней, объятый противоречивыми чувствами. Больше так продолжаться не могло.
— Полина, вы отлично знаете, что заставило меня поехать в Лукку. Я поехал ради вас!
Ну вот. Наконец-то всё вышло наружу. Он надеялся, что она будет тронута его признанием и скажет, почему не приехала к нему.
Но Полина смотрела на него так, будто он сошёл с ума.
— Ради меня? Что это значит, сэр Нил?
Полковник начал заикаться от волнения:
— Я думал... я думал, вы приедете в Лукку. Вы дали мне понять на балу... Разве не помните, Полина?
— Я не помню ничего, — она гордо вскинула голову. — И если вы намекаете, полковник, что я, урождённая Бонапарт, а в замужестве Боргезе, договорилась с английским шпионом встретиться с ним в каком-то итальянском городке, то вам лучше навсегда забыть об этом!
Она была само достоинство и оскорблённая добродетель, но искорки в её глазах раскрыли ему правду.
— Вы дьявол! — прошептал он и стал надвигаться на неё, обуреваемый яростью и страстью. Просто изнасиловать её, подумал он, будет недостаточно. Но она остановила его взглядом, как иногда человека останавливает пощёчина.
— Стойте, где стояли, полковник, иначе я позову гвардейца. Да, сэр Нил, возможно, я дьявол. Но я, урождённая Бонапарт, никому не позволю сделать ничего плохого моему брату, великому Бонапарту. Вы шпионили за ним, вы плели заговоры и рассказывали о нём всякие небылицы. Вы настроили весь мир против него. Вы — ничто. Он — величайший из всех людей. Вы могли задержать его, когда он уже принял решение, и я сказала себе: «Я очарую этого шпиона, сделаю его своим рабом и отошлю с острова». Наполеон ничего не знал об этом. Даже теперь он не знает, что это я помогла избавиться от вас. Разумеется, в конце концов вы бы уехали — ведь вы же не можете вечно жить без прекрасной Бернотти? Но это я — Полина Бонапарт — выбрала время вашего отъезда и подарила Наполеону свободу. Я внесла свою скромную лепту. И вы удивляетесь, сэр Нил, что я крайне горда и счастлива этим?