«Когда я начал настаивать, — пишет Меневаль, — чтобы она сообщила о причинах такого странного решения, она, назвав несколько причин, которые я попытался опровергнуть, призналась мне, что, не разделив в своё время все его тяготы, она не имеет права разделить с ним нынешний его успех, ради которого она ничего не сделала.
Принцесса, — доброжелательно продолжает Меневаль, — в глубине души — хороший человек. Но иногда она бывает подвержена чужому влиянию... Она является слишком послушным инструментом в руках беспринципных политиканов...
Я сказал ей, что она не должна с такой лёгкостью соглашаться на лишение её сына наследственных прав...
Я поспешил напомнить ей о привязанности к ней Наполеона, чему имеется немало доказательств, о той скорби, которую он испытывает из-за того, что не дают воссоединиться, причём её он нисколько в этом не винит. Я указал ей, какие страдания будет испытывать её муж, узнав об окончательной разлуке, вина за которую целиком падёт на неё. Я указал ей, что её примут во Франции как ангела мира, что, если она вернётся, французская нация будет в вечном неоплатном долгу перед ней, что, я надеюсь, она примет противоположное решение, отвергнув нынешнее, которое продиктовано не её чувствами и не в её интересах. Я убеждал её, что если она проявит некоторую твёрдость и выступит с заявлением, противоположным нынешнему, то выражение её воли будет иметь огромный вес.
Всё, что я мог сказать по этому поводу, практически не оказало никакого влияния на Марию-Луизу».
Лишённый своего отца, матери, даже своей гувернантки, живущий в обществе чужих людей в огромном дворце Вены маленький король Рима утратил детскую резвость и жизнерадостность. Меневаль, перед тем как уехать из Вены, пришёл с ним попрощаться. Он спросил ребёнка в присутствии дворцовых тюремщиков, хочет ли тот что-нибудь передать своему отцу. Мальчик «печально и многозначительно» посмотрел на старика, а потом, «мягко высвободив свою ручонку из моих пальцев, потянул меня к оконному проёму, находящемуся несколько в стороне. Он не смел говорить о своём отце в присутствии тех, кому его доверили — ужасное положение». Меневаль пошёл за ним следом. Ребёнок притянул его к окну и прошептал, бросив виноватый взгляд на своих тюремщиков: «Скажи ему, что я продолжаю его очень любить».
Лишённый всего, он вскоре лишился даже своего официального титула, более того, подлинного имени. Но его нужно было как-то отличать от других молодых людей, и в Вене его стали звать герцог Райхштадтский. В те ужасные дни апреля 1814 года Наполеон писал, что «пусть лучше его сына задушат, чем он станет австрийским принцем», а он даже не был удостоен титула принца.
Император Франц привязался к мальчику, и, без сомнения, не его вина в том, что тот умер в возрасте двадцати одного года. Медицинское заключение — крепкое сердце и слабая грудь покойного, «ведущего очень энергичный образ жизни». Но тем, что он сделал для семьи Наполеона, император Франц заслужил себе место во всех галереях ужасов истории.
В 1816 году Марии-Луизе наконец было позволено (правда, без сына) вступить во владение своими герцогскими поместьями в Италии, уже не находящимися в опасной близости от места пребывания её мужа. Торжественно, приветствуемая всеми, она въехала в Парму вместе с генералом Нейпергом, своим Придворным. Жители встретили её в основном тепло, потому что она была женой императора. Надо сказать, что она — вернее, генерал, её полномочный представитель, — правила герцогством весьма успешно. Вот только никому не дозволялось заговаривать с ней о Франции или Наполеоне, и полиция заранее задерживала всех, кто мог это сделать. Но в 1818 году, когда Наполеон провёл уже три года на острове Святой Елены, она писала Меневалю своим убористым, аккуратным почерком — строки письма такие же ровные, как в учебнике:
«Чувствую я себя хорошо, и что самое важное — это то, что я в высшей степени счастлива и примирена с тем положением, в котором нахожусь».
Наполеон в своём завещании, написанном на острове Святой Елены, говорит:
«У меня всегда хватало здравого смысла, чтобы быть благодарным моей любимой жене, императрице Марии-Луизе, и, довольный ею, я сохраню по отношению к ней до самого последнего часа самые тёплые чувства. Я молю её о том, чтобы она получше следила за моим сыном, чтобы оградить его от тех опасностей, которыми наполнено его детство».
После смерти Наполеона она вышла замуж за генерала Нейперга. Она родила ему троих детей...
Мария Валевская, находившаяся при дворе Мюрата в Неаполе, от самого Наполеона получила известие о его отъезде с Эльбы. Она поспешила в Париж и застала там своего любовника вновь на троне. Он был облачен в великолепные королевские одежды. Мария Валевская умела улавливать шестым чувством тайные пути судьбы. Она много думала о том, что если бы он позвал её с собой тогда, в 1810 году, то вся его жизнь могла бы сложиться совсем иначе. В этом она была права.
Полковник Кемпбелл, отныне причисляемый к разряду замечательных людей, завершил свою миссию, как ни странно, отмеченный всеми возможными почестями. Человек, в ныне доступном всем дневнике которого, с виду достоверном, было столько искажённых фактов, человек, который очень часто был не прав и всегда безжалостен в своих оценках; человек, который первый чуял зло там, где ничего дурного не было, и закрывал глаза на всё хорошее в великом гении; чьи подозрения, соглядатайство и пустая трескотня подтолкнули и других к подобным действиям. В результате практически все страны заселили Эльбу своими шпионами, самые обычные слова и поступки истолковывались превратно и, достигая наконец Вены, вносили такую сумятицу в умы правителей, что когда ядовитый Талейран тихо прошипел «Святая Елена!», эти слова тотчас же стали достоянием гласности. 7 декабря они достигли Эльбы, и Наполеон впервые — да, впервые — начал размышлять над возможностью побега, хотя в тот момент он был вполне доволен тем, как ему удалось наладить оборону острова ради своей защиты. Но его меры самозащиты спровоцировали новый слух и новый наплыв шпионов, поэтому французы направили к острову эскадру фрегатов, оказавшуюся совсем ненужной, император Австрии ужесточил охрану своей дочери, и она — несчастное слабовольное создание — стала ещё больше всего бояться, а Наполеон, доведённый до бешенства и отчаяния, вырвался на свободу. Вполне возможно, вся цепь трагических обстоятельств, приведших к столь печальному финалу, покажется читателю весьма хрупкой, однако это не пустой вымысел. Каждое звено цепи содержит тот или иной фактор, смягчающий вину определённой исторической личности. Поэтому нельзя возложить на кого-нибудь одного ответственность за трагические события на Эльбе, приведшие к Ватерлоо, — это целая последовательность трагедий. Если бы в императоре Австрии было больше человечности и сострадания, если бы Людовик XVIII был умнее и честнее, если бы Мария-Луиза была более преданным и стойким человеком, то история могла бы сложиться иначе, и один из величайших людей мира умер бы спокойно и счастливо. Суд истории отпустил полковника Кемпбелла с честью, если не со славой; но видное место на скамье подсудимых всё равно за ним. В списке обвиняемых он стоит одним из первых. Наполеон — одним из последних. Может быть, всего лишь свидетелем обвинения. Обвинять надо не в том, что один человек из-за своего непомерного честолюбия не принял поражения. Надо говорить о том, что другие люди, не обладавшие подлинным величием души, не смогли одержать победу. Наполеон не «вырвался» с Эльбы — его вытолкнули оттуда.
18 июня 1815 года (опять в воскресенье) состоялась битва в Бельгии.
20 июня...
«— Да, графиня, — сказала служанка, — это правда. Под местечком, которое называется Ватерлоо.
— Но почему? Господи, почему? — вопросила Мария Валевская и заплакала».
Вместо эпилога
Наполеон умер на острове Святой Елены в 1821 году, в возрасте пятидесяти двух лет.
В 1816 году Мария Валевская вышла замуж за кузена Наполеона, генерала д’Орнано, бывшего полковника драгунов гвардии, который давно её любил. Она умерла в 1817 году после рождения сына.
Мария-Луиза умерла в 1847 году, в возрасте пятидесяти шести лет. Граф Нейперг умер в 1828 году, в возрасте пятидесяти семи лет, после долгой и мучительной схватки с «неизлечимым заболеванием». (Меневаль).