12.6
— А Абсей вернулся? — спросила Иврит. Она часто спрашивала про юнца, чего не мог не заметить Велес. Сначала он было подумал, что девочка питает к нему чувства, но он начал замечать, что девочка смотрит на него совсем невлюбленными глазами.
— Вернулся, — коротко ответил Велес. И снова её поведение и наблюдательность удивило Старшего Бога. Иврит было всего девять, но она, так же как и Велес относилась к Абсею с подозрением. Быть может, Старший Бог чего-то не знал и упустил тот момент, когда Абсей перестал вызывать у неё доверие.
— Тогда с ним надо поговорить до того, как он чудищем станет, — вдруг заявила она. Велес вскинул брови и взглянул на девочку.
— С чего это он должен чудищем стать?
— Злой он, Святогор, только взрослым не показывает.
— Почему злой? — спросил Велес. И вышел из темницы вместе с Иврит на руках. Он проверил, что вся пойманная нечисть жива и на месте и теперь мог спокойно вернуться домой, отдохнуть. Иврит он опустил на землю и они вместе зашагали обратно.
— По Лучезаре, видать, скучает.
— Это кто?
— Девица была одна, нрав у неё был странный. С девками не дружила почти и редко на людях появлялась. Абсей любил её всей душой, да вот только сердце она Борису отдать успела. Как только Абсей об этом узнал - пропал куда-то на недельку. А потом, вдруг, за ним и Борис исчез. Искали их долго, в итоге нашли только Бориса. Точнее то, что от него осталось. Моя матушка видела его разорванное тело и до сих пор спокойно спать не может. Затем и Абсей объявился, неожиданно, счастливый весь, спрашивает: "А Лученька моя, Лучезара где?" А Лучезары-то нет. Утопилась она, горя не выдержала. С тех пор другой он ходит. Вроде и весел, бодр, а вроде злой и тревожный. Ты тоже это заметил, а, Святогор? Людям он себя не показывает, вот ему и верить стали, вожаком объявили, доверили жизни наши. Только зря доверили!
— Тише, Иврит, услышат, — сказал Велес, когда она не сдержав эмоций, стала громче говорить. Теперь ему стало понятно, в чем горе Абсея, но это лишь встревожило Велеса сильнее. Кто мог так жестоко убить Бориса? Абсей не чудовище, но было ясно, что руки он к этой смерти тоже приложил. Вопросов стало только больше, и это не радовало Велеса - забот у него и так много, теперь ещё и с Абсеем разбираться.
— Скрывает он от нас что-то. Что-то очень нехорошее, Святогор. Боюсь, что беда какая будет.
— Не будет, не позволю, не тревожься.
— Слово?
— Слово, Иврит, слово, — пообещал Велес. А было ведь так спокойно и радостно. Он хотел устроить праздник в честь приближающегося лета, но тайно в честь рождения детей, а теперь, наверное, займется тем, что уже давно откладывал. Поговорит с Абсеем о его бедах.
У Абсея из всех родных в живых осталась только бабка Ванда. Старая и глухая жила где-то в самом углу пещеры, никому не мешала, никого не трогала, ни с кем, кроме внука своего, Абсея особо не общалась. Он заходил к ней, еды и воды приносил, рассказывал что-то, специально негромко, зная, что она все равно ничего не услышит, а она и не переспрашивала, словно ничего её и не волновало. Вот и сейчас он был рядом с ней, рассказывал, как у него дела.
— Сегодня без добычи, ба. Дождь пошел, не для охоты время, — он поставил на маленький стол рядом с ней кусок хлеба, чашку похлебки и воды. Мясо она не ела - зубов уже давно не было, — Скоро уже, бабушка, он придет за мной. Страшно мне, но что поделать? Велес здесь, он справится. Я им уже не нужен. Мне уже давно пора умереть... Как бы только этот змей слово своё сдержал, и никого, кроме меня не тронул... Ба, я скажу, чтобы Войко и Алан за тобой присматривали. Златку попрошу, чтобы еды тебе носила, вместо меня. Ты не гони их только, — Ванда потянулась трясущимися руками к чаше с похлебкой и хотела её поднять, но Абсей не позволил, — Ну, куда? Выльешь все на себя - горячо же! Я для чего тебе еду так близко положил и ложку в придачу дал? Эх, ты, баба, — он сам зачерпнул ложкой похлебку и стал кормить свою бабушку, — Дураком я был, Бабушка. Думал, моя будет только, если избавлюсь от Бориса. Думал, что жизни без неё у меня не будет. Ошибался, я. Во всем ошибался! И жизнь у меня была яркая, настоящая, и товарищей я себе верных нашел, что жизнь за меня отдать готовы были... И влюбиться я в другую успел... — он подул на горячую похлебку в ложке и поднес её ко рту Ванды. Она ела не спеша, пережевывала еду между деснами, забавно двигая челюстью, — Но Злата недостойна такой участи, ба. Не хочу зазря давать ей надежду, чтобы потом оставить её одну... Странно так, ба, легко что ли, сделалось, что скоро мучаться перестану и груз совести таскать. Жаль мне только, что матушку больше не увижу - змей и душу мою заберет. Знаешь, ба, я даже чудищем хотел обернуться, чтобы была силушка равная этому Аспиду. Может, победил бы его, освободил себя от договора проклятого. Но не вышло ничего. Добрый я, видимо, очень, — он усмехнулся и снова подул на ложечку, как только Ванда дожевала предыдущую порцию. Семь дней жизни осталось Абсею, но никто об этом не знал. Ему не у кого было просить о помощи, да он и не хотел. Он считал себя недостойным той жизни, которую он жил. Он хотел украсть у Бориса его жизнь, завидовал ему, что и почести ему и Лучезара его. Убил его и украл. Понял, какого ему было отвечать за людской народ, любить и понастоящему быть любимым. Но жить ему так счастливо Аспид дал только пять лет. И вот эти пять лет уже почти прошли. Через семь дней, в ночи он покинет убежище и станет жертвой для змея, — Хоть эти годы я прожил достойно, да, ба? Батька бы мной гордился!