Я писал тебе письма, хотя надеялся, что догадаешься ты раньше. Я хотел, я жаждал говорить тебе о любви. Не из мести. От невозможности как-либо ещё сказать тебе, как сильно тебя люблю. В них не было ни слова лжи, в них была только правда, которой я не мог сказать тебе, но которой я был переполнен. Я сходил с ума, мечтая о твоих ответах, и получая их, ненавидел самого себя, который сумел тебя привлечь. Ведь хотелось ответа не обожателю, нарисованному твоим воображением, а себе. Но я клянусь, что хоть и было моим желанием причинить тебе душевную боль, наравне с этим я хотел дать столько же любви.
К тому же… я сомневаюсь, что тебе было больно. Скорее, ты забыл эту ночь очень быстро».
«Два года безмолвия. Я не вижу вечером. И пишу наугад. Так смешно. Жульен читает мне письма маркиза, но я всё ещё отвечаю сам, на ощупь выводя буквы. Думаю, пока он не догадывается ни о чём. Я знаю, что ты никогда не придёшь за мной, и не хочу этого. Я снова не представляю ничего из себя. На самом деле, я никогда не был тебя достоин».
«Приснись мне ещё раз, Вильгельм. Твои руки и вздохи лишили меня рассудка. Ты приходишь так редко во снах, что мне приходится постоянно ждать тебя на лестнице в башне. Почему ты являешься мне там? За ухом у тебя веточка омелы. Значит, тот обряд – правда? Я сам с ней не расстаюсь».
«Твой шарф до сих пор пахнет тобой. Тем тобой, которого я помню издавна. Твои ароматы менялись не раз. В Сент-Мари от тебя исходил пьянящий аромат ванили. Ты даже не заметил, что я нашёл эти духи, и последняя ночь благоухала первой. Миндаль и горькая ваниль. Я был поражён, что ты не догадался сразу, но видимо… память – это только мой удел».
«Когда мы пришли в Париж, и от тебя, работавшего день и ночь, чтобы нас прокормить, исходил рыбный запах я всё равно чувствовал тебя. Потому что любил. Я не понимал, что происходит с тобой, когда ты перестал работать в том трактире, и однажды пришёл надушенный каким-то сладким парфюмом, но потом всё стало ясно. Я никогда не хотел от тебя большего, я никогда не хотел жить во дворце и с принцем, но этого хотел ты, и вскоре появились фиалковые оттенки, идеально подходящие твоей коже, и сводящие меня с ума. Ты стал другим, но я не ощущал посторонней власти над тобой, я понимал, что ты свободен, и хочешь перемен. То, что сообщил мне маркиз тогда, не стало новостью, но и противостояния с твоей стороны я не увидел. И отпустив тебя на волю, я совершил огромную ошибку».
«Приказать тебе в те дни расстаться с мечтой? Возможно ли меня её лишить сейчас, когда она только и осталась мне? Я чувствую, что меня посадили в холодную яму, в которой единственным выбором является безысходность. Ты чувствовал то же самое тогда, но если я живу среди миролюбивых стариков, за высокими стенами, что происходило с тобой, окружённым нечестивцами, и с бременем на плечах в виде меня? Во мне воюют всего два чувства, но их противоборство несёт в себе разрушение всей нашей жизни. Я знаю, что винить тебя не за что, но… зачем ты лгал? Неужели я – настолько никчемное существо, что не смог бы понять тебя?»
«Я не вижу в сумерках, я не вижу на рассвете и на закате. Я не вижу ночью, я не знаю, что впереди, но точно знаю, что тебя больше никогда не увижу. Я знал, что так будет, но когда уже сам Бог лишает меня права видеть, я испытываю страх».
«К счастью, я успел прочитать и запомнить всё то, что написано в книге с изображением анкха. Скоро лунное затмение. И я знаю, чего просить у светила».
«Прежде я полагал, что смогу уверовать в Бога, но время убедило меня лишь в том, что без тебя я становлюсь пустым, и в сердце моём никого нет. Это не богохульство, а правдивое признание того, что я зависим всецело только от тебя. Я не раз пытался найти дорогу, которая уводила бы из тех дебрей, в которые я попал, но меня оплела виноградная лоза, а поверх неё тысячи вьюнов, крепко затягивающих свои путы, не давая пошевельнуться».
«Прошло семь лет. Я вижу лишь солнечный свет. Мне непонятны мои чувства. Весна. Мне почему-то кажется, что ты вот-вот появишься из тьмы».
«Читая мне письма маркиза, и отвечая от моего имени, Жюльен едва сдерживается. А я ненавижу это. Я ненавижу подобие любви, которое на самом деле является жалостью. Так было и с тобой».
«Прости меня за всё, что я сделал. Жестокий мой красавец, ты всегда хотел безумной любви, а потому не поймёшь, что творится внутри у того, кто испытывает её, сгорая от невозможности выразить её. Я писал чистую правду, я писал то, что всегда хотел говорить тебе, я делал то, что всегда хотел делать – любить, лелеять, боготворить, осыпать бриллиантами и жемчугом. Но разве подарил бы ты мне, прежнему, надоевшему, этот шанс? Нет. И я это знал. И мне больше ничего не оставалось, кроме как обманом любить тебя, хотя это и лишал будущего. Да и… что-то сродни озарения было ниспослано мне – я понял, что будущее не здесь, и не сейчас – оно вне нашей жизни».
«Порой вспыхивают глупые мысли, будто скоро всё кончится и вновь придёт счастье. Но когда я вспоминаю, сколько прошло лет, и что за всё это время ничего не изменилось, всё становится на свои места».
«Сегодня разорвались три струны».
«Все речи твои о любви были лживы. Ты ни разу не сказал правды. Ты говорил это тогда лишь, когда тебе было плохо, и тебе нужна была хоть чья-то любовь и ласка. Хотя бы моя. А я никогда не хотел и не мог любить кого-то другого. Только с тобой, для тебя и в тебе».
«Прошло двенадцать лет. Писать на ощупь даже интересно, жаль, не знаю, что из этого получается. Есть одно преимущество у рук – они запоминают лучше, чем глаза. И если твой образ стал размытым, и память больше не в силах удерживать все черты, руки мои помнят твои очертания до сих пор. Я почти вернулся в то состояние, и это… прекрасно».
«Этьен приезжает раз в несколько месяцев, уговаривая вернуться с ним. Так было и сейчас. Но что мне делать там, когда у тебя своя жизнь, и семья, с которой ты, наконец, воссоединился? Но что-то подсказывает мне, что он боялся доставить мне боль и вновь солгал: скорее, ты женился, и у тебя родились дети. Я чувствую это, а он сказал, что вместе с тобой живёт сестра с дочерью. Я чувствую - это твоё дитя. У меня же никого не было и не будет. Будешь только ты, но только в сердце».
«Ад – это всё, что у меня есть».
«Я стану тобой. У меня будут твои глаза и уста, у меня будет твоё лицо и твои руки, твоё безупречное тело и твой голос. У меня будут твои волосы и твой запах, и кожа будет того же цвета, что твоя. Тогда ты и полюбишь меня. Ведь ты – Нарцисс, потому ты не можешь любить кого-то - все мы несовершенны в сравнении с тобою. Так я превращусь в тебя, и тогда ты будешь любить меня, и я стану совершенным, как снаружи, так и изнутри. Во мне не хватает твоей красоты и твоей любви, во мне не хватает тебя. Так лучше я буду твоим отражением, чтобы никогда не разлучаться».
«Ты погрусти, когда умрет поэт,
Покуда звон ближайшей из церквей
Не возвестит, что этот низкий свет
Я променял на низший мир червей.
И, если перечтешь ты мой сонет,
Ты о руке остывшей не жалей.
Я не хочу туманить нежный цвет
Очей любимых памятью своей.
Я не хочу, чтоб эхо этих строк
Меня напоминало вновь и вновь.
Пускай замрут в один и тот же срок
Мое дыханье и твоя любовь!..
Я не хочу, чтобы своей тоской
Ты предавал себя молве людской».
#1 http://prostopleer.com/tracks/5706170Hbm2
#2 http://prostopleer.com/tracks/5706171Y87f
Может возникнуть вопрос: зачем я делаю это, и что ищу в бессвязных мыслях безумного? Слишком много чувств и противоречий, много лишних слов и бессмысленных восклицаний? Да, это так. Но как мне быть, когда каждый день, каждый час я думаю о том, о чём боялся думать на протяжении шестнадцати лет? Могу ли я оставить бесполезное занятие, перестать поднимать со дна давно осевший ил, когда каждым новым, ненужным вдохом, я обязан тому, кто отказался от себя только ради призрачной любви, о которой я понятия не имею? Как встать, закрыть этот тайник, хранящий исписанные клочки бумаги, и забыть обо всём, когда он писал это с закрытыми глазами, когда в едва различимых буквах хранится главный ответ, а короткий, сбивчивый рассказ монашка Жульена, которого я, сперва, посчитал сумасшедшим, непрерывным эхом отдаётся в остекленевшем сердце: