Отняв руки от манящей нежности, Том испугался, с досадой ощущая, как её остатки таят на пальцах, утративших её тепло. Он что-то попытался сказать, объяснить, боясь осквернить хрустальное создание, но через мгновение сердце перестало биться, когда он ощутил на своих устах мягкое прикосновение губ, которые — он был уверен – были того же цвета, что и лепестки чайной розы, а длинные руки обвили его вслед за этим, подобно двум лозам дикого винограда, и утянули вниз. Дювернуа показалось, что сердце сейчас взорвётся тысячей искр, а сам он растворится в том, чьё тонкое тело вздрагивало под ним. Ему казалось, что этот поцелуй длился целую вечность, и в очередной раз потянувшись к лицу Билла, он почувствовал, по вискам того стекают горячие капли. Испуг захлестнул, и он даже слова не мог вымолвить, когда Гийом, прошептал слова, от которых новая волна дрожи пробила тело: «Губами, Том… губами…». Его голос и низкий, грудной стон до сих пор звенели в ушах, а на губах всё ещё оставался солёный привкус, и Тому так хотелось вновь это услышать и ощутить, только теперь это не представлялось возможным.
Арфист думал, что скорее всего, прекрасный Нарцисс о нём и не вспомнил, искренне полагая, что это стало бы вполне уместной карой за ту дерзость, что он себе позволил. Но тогда Гийом желал его сам, и ничего не было бы настолько убедительным для Тома, как та сила, с которой тот впился в его уста, вмиг оказываясь сверху, и давая ощутить лёгкость своего изящного тела. А дальше всё, было словно туманом окутано: тяжёлый воздух, украденный тягучим, глубоким поцелуем, сладкий звук которого до сих пор будоражил ум Дювернуа, и быстрый стук сердца, прямо над его собственным. Стоны, рваные вздохи, непослушные руки, стремившиеся коснуться всего. Том помнил то ощущение, когда его ладони скользили по горячей, влажной спине Билла, чьи длинные волосы так приятно щекотали его щёки и шею. Он сходил с ума, вспоминая мокрые поцелуи, которыми осыпал Гийом его плечи и грудь, и пытаясь представить, как прекрасен был он с пылающим румянцем на щеках, а в том, что они пылали, Том не сомневался – лицо Нарцисса было горячим, а уста обжигали, как языки пламени. Но всякому видению рано или поздно приходит конец: неожиданно послышался чужой голос, Билл что-то кому-то отвечал, а затем просто встал и ушёл. Всё разом исчезло, и Тома будто бы снова бросили в тёмный, сырой колодец.
Холодно. Очень холодно. Беспросветно.
***
Дождь прекратился, и ветер утих, а предрассветные сумерки погрузили мокрые поля в своё розоватое свечение. Беранже ни на что не надеялся, почти бездумно бредя вперёд, когда на рассвете, продрогший в насквозь мокрой одежде, увидел раскидистое дерево неподалёку от обочины дороги, а под ним… Невзирая на боль, которую причиняли стёртые в кровь ноги, он бросился к нему, моля всех Святых о том, чтобы лежащий был жив. Задыхаясь в душивших его рыданиях, Билл упал на колени, принимаясь убирать прилипшие к лицу Тома влажные волосы, и тут же заметил, что юноша весь пылает. Но Гийом сам был насквозь мокрым, и не мог ничем помочь, поэтому оставалось лишь заставить его встать и попытаться вернуться в деревню, до которой было не менее десяти вёрст.
— Том, Том… открой глаза, милый, открой глаза! – причитал Билл, даже не вдумываясь в смысл своих слов. Сгребши в охапку почти дрожащее тело, он судорожно покрывал поцелуями пылающее лицо, благодаря силы небесные за чудо. — Не уходи, взгляни на меня. Ну же!
И Том его услышал. Тёмные ресницы вздрогнули, и он приоткрыл совершенно красные глаза, заставляя Билла разрыдаться в голос.
— Зачем, зачем ты ушёл? Я сходил с ума, боясь не найти тебя! Что же ты делаешь со мной, Том?! Неужели ты думал, что я не буду тебя искать? … Том! – разрезал утреннюю тишину срывающийся голос. Билл крепко прижал к себе арфиста, как будто боялся, что тот исчезнет прямо из его рук.
— Почему ты искал меня? – на грани слышимости произнёс Том, который всё ещё полагал, что воображение играет с ним, и всё происходящее является сном, однако сам крепко вцепился в Билла, вдыхая желанный запах, и не обращая внимания на влагу и грязь, которой оба были перепачканы.
— Не знаю… — так же тихо ответил Билл, и потянулся к потрескавшимся, бледным устам, о которых столько грезил. Провёл по ним языком, скользнул им внутрь, и принялся легонько посасывать послушные губы, нежно обволакивая своим теплом.
Он действительно не знал. Не знал, зачем пошёл искать, не знал, что ответить Тому, не знал, что будет дальше. А Тома отвечал в своём духе – чувственно и нерешительно, но вскоре Беранже сам углубил поцелуй, в котором теперь читалось всё то отчаяние, что бушевало внутри. – И всё же, почему ты ушёл … от меня?
— Потому что я тебя не достоин, – просто ответил Том. – Я не из твоего круга, я вообще никто.
— Что ты…?
— Ты – Нарцисс. Ты – жемчужина лотарингского балета, ты живёшь среди таких людей, и имеешь такие возможности, что разве место мне – убогости – рядом с тобой?
Эти слова подобно удару кнута хлестнули Нарцисса по самому сердцу. Вот она, та самая ложь, которая ещё не вскрылась, но уже принесла нестерпимую боль. Это он сам был недостоин юного создания, что так отчаянно жалось к нему, безоговорочно веря каждому его слову. Приникнув губами к горящему лбу слепого сокровища, Гийом дал себе клятву, что отныне Том ни в чём не будет нуждаться, и он сделает для этого всё возможное.
— Ты нужен мне.
Это всё, что мог Билл сейчас ответить, после чего он с усилием поднялся, и потянул Тома за собой. Пошатываясь и еле переставляя ноги, они вновь оказались на дороге, повернув обратно, в сторону Сент-Мари.
ТВС
========== Часть I. продолжение 3 ==========
С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней
© У.Шекспир
— А тебе снятся сны? – вот уже около часа Гийом донимал Тома всевозможными расспросами. Чуть только ему стало легче после пятидневной лихорадки, он принялся выведывать у арфиста его тайны.
— Конечно. Я же помню, как выглядит мир.
— Нет, я говорю о том, видишь ли ты что-то особенное? Что-то, что хочешь видеть, важное, или вещие сны?
— Не знаю, а ты?
— Том, ты не ответил, так нечестно! – воскликнул Билл, и одновременно с этим вздрогнуло пламя единственной свечи, что рассекала темноту их крошечной, но уютной комнаты, а которой они жили с недавних пор.
— Ну, снятся, снятся…
— Какие?
— Разные.
— Неужели по одному слову придётся мне допытываться, Том?! Что мне такое сделать, чтобы ты рассказал?
— Поцелуй меня.
— И ты расскажешь? – игриво хихикнул Билл, и, получив утвердительный кивок, приподнялся с подушки, чтобы коснуться любимых губ, а вскоре был уложен обратно их обладателем, который перебрался с пуфика на кровать, прижимая его своим телом к мягкой перине. Том вовсе не горел желанием рассказывать о своих сновидениях, поскольку слишком часто видел один и тот же кошмар: пожар, яркий огонь бушует повсюду, не давая возможности убежать. Когда пламя начинает ощутимо жечь кожу, совсем рядом, где-то за спиной раздаётся охрипший голос, что не различить, мужчина это, или женщина. Сначала тихо, едва слышно, а потом превращается в пронзительный крик: «Том!». Сон отступает, заставляя юношу вскочить с шумно колотящимся сердцем и удушливым желанием открыть глаза… Но кругом темнота, а в голове всё ещё звучит тихий шёпот: «Спаси».