– Ле́он, ты почему не подстригаешь ногти? Смотри, какие пазури[32] отрастил, – с укором спросила Ли, мельком взглянув на него.
– Люди древнего благочестия староверы-раскольники не стригли ногтей, – с увлечением стал объяснять ей Леонид, – Они веровали, что рай находится на высокой горе и после смерти надо будет на нея вскарабкиваться, тут-то и пригодятся ногти.
– Так ты еще и раскольник?! – расхохоталась Ли долгим безудержным смехом, как мне показалось, сильнее, чем того стоил ее прикол. От скуки, что ли?
– Увы, к моему великому сожалению, мне не дано познать сию благодать, ‒ ничуть не обидевшись, серьезно ответил Леонид. ‒ Я так и не сподобился стать приверженцем ни одного из существующих учений. Как это ни прискорбно, но я не исповедую ни одну из религий. О, если б я мог, во что-нибудь верить… Просто, я не могу привыкнуть к докучной нормальности людей. Я не подчиняюсь законам соответствий, существую вне времени и пространства, а эти ногти… Они всем поперек. Но кому, какое дело, какие у меня ногти или во что я одет? Так нет же, даже вас это задирает. А вот мне самому ни до кого нет дела, мне самому ничего не надо, я счастлив и сыт богатством своего духа. Я живу и одеваюсь так, как мне это нравится, поскольку я не являюсь гражданином этого государства и никакого другого, тоже. Я сам себе страна!
Да, ежели хотите знать, я – космополит, именно так я себя идентифицирую. В исконном значении этого понятия лежит определение: «гражданин мира». Правда, теперь смысл этого слова исказили, теперь из него смастерили позорный ярлык. А ведь фактически, космополит смотрит на нашу Землю с высоты небес. Для космополита планета Земля, это его голубой шар, который он любит ничуть не меньше страны, где ему было суждено родиться. Где он имел несчастье родиться… Так уж издавна повелось среди людей и не только со мной. Великий датский астроном Тихо де Браге, когда ему угрожали изгнанием, ответил: «Меня нельзя изгнать, где видны звезды, там мое отечество». Как мне надоел этот постоянный надзор и придирки этих инквизиторов. Повсюду токмо постылое томление, тма да пагуба, – он вздохнул от глубины души. – Мне стало больно жить, я так устал и так хочу покоя…
Тихо, почти шепотом вымолвил он, посмотрев Ли в глаза долгим, ищущим, полным страдания взглядом. Мне подумалось, что он слишком глубоко вошел в роль, которую себе придумал и, принимая во внимание склад его характера, это не к добру.
– Так ложись в гроб и помирай! – неожиданно вспылила Ли.
Ее губы неприятно отвердели, а зеленые изумруды глаз, сверкнули из-под бровей острым злым блеском.
– А мы с Андрюхой потанцуем на твоих поминках! «Семь сорок» с нас, за твой упокой! Хватит ныть, противно слушать. Экий ты углан! Возьми себя в руки, и состриги свои ногти. Еще раз их у тебя увижу, подстригу сама. Тогда уж не обессудь, заодно получишь от меня пару стоящих оплеух, чтоб не распускал нюни. Андрюшенька, нам пора, уходим!
– Если б вы знали то, что знаю я, вы бы мало смеялись и много плакали, говорил Магомет. То же самое могу сказать и я… – грустно улыбнулся нам на прощание Леонид.
Печать меланхолии и не только ее, а чего-то еще, чего-то невыносимо трагического лежала на его челе. Мне подумалось, что он находится в плену у своих фантазий и они сильнее его самого. И, что ему от них не вырваться.
– Странный у тебя знакомый, – не удержался я.
– Странный, не то слово. Он двинутый, это без вопросов. Он и сам знает, что он странный, странный даже для себя самого, но его странности никому не вредят. Эх, знал бы ты, какой это классный парень! Хоть он тебе и не показался, просто сейчас у него депрессия. Второго такого друга у меня нет и не будет. На все ради меня готов, скажу ему: «Прыгни с телевышки», взберется и прыгнет. Не потому что дурак, а потому, что не задумываясь, умрет за того, кого любит. Ты представить себе не можешь, какой он добрый. Многие этим пользуются, сколько раз его обманывали, выманивали последнее, оставляли без копейки. Поэтому он и сторонится людей, а злым не стал, верит всем, как верил и раньше.
Ли рассказала, что кличку Социопат Леня вынес из психиатрической больницы, куда его поместили на обследование по направлению районного военкомата. Безропотно пролежав неделю в окружении психически больных, он начал рваться на волю, в родные пампасы. Этого только и дожидались местные психиатры, всем своим «конвульсиумом» во главе с главным врачом Польской они навалились на него и принялись держать. Цель у них была одна, свести Леню с ума и этим доказать свою полезность для нужд Советской армии, чтобы другим неповадно было уклоняться от воинской повинностью.