С друзьями в первый день встретиться не удалось, все куда-то разбрелись, у каждого была своя жизнь: кто не вернулся с работы или с занятий, а некоторые, вообще ушли в плавание за дальние моря. Вечером, чтобы как-то скоротать время, я отправился в центр. В недвижимом воздухе медленно опускался крупный разлапистый снег и таял, едва коснувшись асфальта, превращаясь в масляно чернеющую грязь. Не так же само все лучшее, что есть в человеческих отношениях, соприкоснувшись с реалиями жизни, из белого снега превращается в грязь под ногами. Декадентские ассоциации, и не менее упадочная их интерпретация. Прохожих было мало, знакомых не было совсем.
Я стоял, призадумавшись, под платаном у дома Суворова напротив школы, где когда-то учился. Сколько раз с того балкона на втором этаже я смотрел сюда, где сейчас стою, весь в мечтах, ‒ когда наконец кончится детство. А теперь я здесь, зачем? Пытаюсь понять, куда ушла моя юность. Передо мной чернела большая лужа. И уже не уныние, а безжалостные лапы отчаяния обнимали меня. И я побрел, сам не зная, куда.
Ледяные натоптыши, покрывавшие асфальт, подтаяли и стали скользкими. Поскользнувшись на одном из них, я едва не упал. Сплясав на грани падения, я устоял на ногах. Исполненные антраша слегка меня взбодрили, а может и согрели. По крайней мере, у меня появился интерес к окружающему. Невдалеке, у сквера имени Карла Маркса, светилась красная неоновая вывеска «Перлина»[43]. Это новый бар, его открыли в старом овощехранилище. О нем мне рассказывали друзья прошлой осенью в мой последний приезд домой. Говорили, что сейчас это одно из популярных мест отдыха херсонской молодежи, но побывать в нем в тот раз мне не довелось. Пришло время исправить это досадное упущение.
По двум десяткам крутых ступенек я спустился глубоко под землю и миновав важного, чуть ли не в генеральской форме швейцара, вошел в бар. Подвал, как подвал. Впрочем, нет. Стены, в отличие от обычного подвала, здесь оббили свежее струганными досками, а в некоторых местах их обожгли паяльной лампой. Получился веселенький интерьер сгоревшей хаты. Вполне современно, но доканывал неистребимый дух гнилой капусты.
Из «овощей» в этом баре-хранилище, кроме меня, был еще парень с девушкой, они без устали тискали друг друга в темном углу погреба. Еще там было два сонных официанта, они молча сидели за одним из столов, и осовело, пялились друг на друга. Идти дальше было некуда, разве что вернуться домой, и я остался. В меню, кроме «Лимонного» ликера, водки и кубинского рома «Негро» ничего не было. Я никогда раньше не пил ром, но знал что это излюбленный пиратский напиток. В знак солидарности с кланом пиратов я заказал ром «Негро». Не зная его крепость, взял целую бутылку и, разумеется, закуску. Из закусок здесь был только соленый миндаль.
Примерно через час официант принес миндаль в очаровательной керамической тарелке, с выписанными цветной глазурью несуществующими на нашей планете цветами. При всей своей занятости официант нашел время надолго остановиться у стены подвала, и внимательно разглядывая, перетрогать с десяток сучков на струганных досках, а затем не торопясь, как бы прогуливаясь, отправился на поиски рома. Его феноменальная медлительность меня не раздражала, спешить было некуда, домой идти не хотелось.
Когда я съел весь миндаль, появился официант, его радости не было границ, он все-таки отыскал ром «Негро». Хотя у меня появилась мысль, что бутылка не выдержала и сама нашлась… А когда и этого оказалось мало, ей пришлось самой прыгнуть ему в руки, тут уж ему ничего не оставалось делать, как ее мне принести. В меню была указана только цена бутылки, а бутылка оказалась без малого литр, крепостью же ром не уступал нашей водке. Я хотел немного выпить и уйти, но человек предполагает, а бог… ‒ он, делает по-своему.
В тот нескончаемый для меня вечер я выпил всю бутылку. Поначалу ром шел туго, акту проглатывания мешал сильный привкус раздавленных клопов, со временем процесс пошел легче. Мой официант, с форсом пронося на вытянутой руке над одним из столов стеклянный кувшин с ручкой и носиком, наполненный ядовито оранжевой жидкостью, опять на что-то засмотрелся. За столом сидела важная дама в пиджаке и белой футболке с красной надписью на груди «СССР». Он нечаянно вылил морилку из кувшина прямо ей за шиворот, от чего она раскричалась так, будто ее убивают.
Уже поздней ночью на эстрадный подиум взобралось трое исполнителей: пианист, контрабасист и саксофонист. Чинно рассевшись на табуретках и обхватив свои инструменты, они погрузились в горестное оцепенение. Таким деликатным способом они призывали присутствующих заказывать им музыку. В погреб забрело еще несколько полуночных шатунов, но все они были парами, поговорить было не с кем. Если бы не кубинец «Негро», впору было б завыть от веселья.