— Нет, в деревне. В Прилеске, — немного расслабившись, я спрятала руки под бедра (чтобы не хвататься за так понравившуюся мне чашку) и уже спокойно продолжила. — Мы в городе продали часть дома, в деревне купили, вот. Пять лет назад.
— Тебе годиков-то сколько? — остро сверкнул глазами Долохов.
— Пят…надцать, — призналась я, уже понимая, что нужно было сказать — два года как уехали. Нет, один. А то арифметика выходит неважная. Ясно ведь, что ребенком меня только и учили.
Как ни странно, фабриканта этот факт не смутил. Он потер переносицу и спросил как-то тоскливо:
— Родители-то живы?
— Отец умер, мать сильно больна, — выдавила из себя я. — Брат еще маловат, чтобы работать. А мне в самый раз.
— И почему я не удивлен? Хорошо. Рассказывай, что умеешь?
— Красками рисовать на заборах, — осмелилась пошутить я. — Углем на стенах. Маслом пробовал, акварелью, тушью. Карандашом графитовым. На бумаге, на холсте, на дереве. На фарфоре не пробовал, но, думаю, научусь.
— Гляди, какой умелец. Ольга!
От громогласного рыка я снова подскочила и снова едва не перевернула поднос с чаем. На всякий случай отодвинулась на другой край дивана и с опаской покосилась на странного человека. Чего он так орет-то?
— Ты звал, Казимир? — раздался откуда-то прелестный голосок госпожи Долоховой.
— У тебя бумага и краски есть? Неси сюда, да побыстрее.
— Какие краски? Акварель, что ли?
— Да любые, — и кинул уже мне: — Вот и поглядим, как ты рисовать умеешь.
Я выдохнула облегченно.
— А что рисовать?
— Да что угодно. Только недолго.
Красавица Ольга принесла альбом, краски и о чудо — графитовые карандаши, причем деревянные, отменного качества. Мне такие покупали только для учебы. Для забав имелись самые простые, угольные или из жженой кости. Я уверенно положила альбом на колени, огляделась и приступила к экзамену.
Мудрая мысль нарисовать натюрморт пришла мне в голову слишком поздно. Я хотела поразить Долохова и изобразить его лицо… или сестру? Сестра всяко милее, к тому же он сможет сравнить портрет с оригиналом. Но не слишком ли нагло? Мало ли, что он подумает. Мальчишка-подросток рисует девушку… Лучше уж доктор. Это безопаснее и даже проще. У доктора очень характерный профиль. К тому же на фоне окна и голубых бархатных портьер он смотрится весьма живописно.
— Оля, налей мне чая, — попросил тем временем Казимир. — Да в приличную чашку, а не в это безобразие. И с сахаром. Марк, будешь?
— Чуть позже, пожалуй.
Казимир пожал плечами и с противным скрежетом подвинул к себе круглый блестящий столик.
Спустя четверть часа, когда Долохов уже прикончил две огромные чашки с ароматным чаем (без закуски, кстати) и явно заскучал, я протянула ему набросок.
— Простите, я понимаю, что это не совсем то, что нужно, — волнуясь, начала было, но продолжить мне не дали.
Громкий свист и вскинутые брови явно доказывали, что мой талант оценили по достоинству.
— А ведь и вправду художник! — восхитился Казимир Федотович. — Оля, а ну погляди!
Красавица в желтом заглянула брату через плечо, бросила лукавый взгляд на еще ничего не понявшего Пиляева и улыбнулась:
— Удивительно. Казалось бы, простые линии, один цвет. А как точно переданы черты! И складки на портьере, и даже солнечный луч! Я никогда так не смогла бы, хоть сколько учись! Маруш, а мой портрет нарисуешь? Ну ее, эту фабрику! Я тебя нанимаю!
— А ну, руки прочь от мальца, — беззлобно фыркнул Долохов. — Мне нужнее. Тем более, как я понял, он еще и грамотный. Верно?
— Да, — твердо ответила я, стараясь не рассияться от похвал. — Читать и писать умею. Считать тоже, особенно деньги.
— Замечательно. На работу я тебя беру, завтра поутру, часам к восьми, приходи к воротам фабрики.
Многозначительное покашливание от окна заставило Долохова посмурнеть и поморщиться.
— Ладно. Завтра не нужно. И послезавтра тоже. Доктор прописал мне отдых и умеренные прогулки. Вот что… приходи через два дня. Хотя…
— Хочу портрет! — капризно протянула Ольга, хищно глядя на меня.
Будь я парнем, наверное, испугалась бы. Но сейчас только усмехнулась.
— Тебе ведь деньги нужны, верно? Выдам аванс. Далеко там до фабрики твоя Поганка?
— Прилеска. Два часа через лес если спокойным шагом. Если бежать — то быстрее будет.
— Волки в лесу водятся?
— Летом — не слышал.
— Ясно. Марк… довези мальца до дома? Я тебе заплачу. И посмотри, что там с его матушкой. Маруш, каждый день тебе бегать тяжело будет. Все работники у меня прямо на фабрике живут шесть дней, а на седьмой — к семье ходят. Там их и накормят, и в бане помоют. Найдется и для тебя угол.