Мау, блестя глазами, ждал, пока приковыляет Атаба.
— Атаба, ты знаешь, почему они смотрят не в ту сторону? — спросил он.
— Они как будто охраняют нас от чего-то, — ответил жрец.
— Здесь? От чего? Здесь ничего нет, кроме темноты.
— А может, есть и ещё кое-что, о чём лучше всего забыть? Думаешь, волна никогда не приходила раньше? А в последний раз она пришла и не ушла. Вода так и не схлынула. Это был конец света.
— Это всего лишь сказка. Я помню, мать мне её рассказывала, — ответил Мау. — Её все знают: «Давным-давно, когда всё было по-другому и луна тоже была Другая…» Люди испортились, и потому Имо наслал на них огромную волну.
— Там был ковчег? Ну… какая-то большая лодка? — спросила Дафна. — Я хочу сказать, как люди выжили?
— Кто-то был в море, а кто-то на высоких местах, — сказал Мау. — Так говорится в этой сказке, правда, Атаба?
— Что они сделали плохого? — спросила Дафна.
Атаба прокашлялся.
— В истории говорится, что они хотели стать богами, — сказал он.
Верно, — ответил Мау. — А ты можешь мне сказать, что мы сделали такого плохого в этот раз?
Атаба заколебался.
Мау колебаться не стал. Он заговорил быстро и резко, словно пружина разворачивалась:
— Я говорю про своего отца, свою мать, про весь свой народ! Они все погибли! Моей сестре было семь лет! Назови мне причину. Должна быть какая-то причина! Почему боги позволили им умереть? Я нашёл в ветвях дерева труп младенца. Чем он оскорбил богов?
— Мы ничтожны. Нам не суждено постичь природу богов, — сказал Атаба.
— Нет! Ты этому сам не веришь, я слышу по голосу! Мне не суждено постичь природу птицы, но я могу наблюдать за ней, слушать, как она поёт, и так узнать о ней больше. Разве нельзя то же сделать с богами? Где правила? Какое зло мы совершили? Скажи мне!
— Я не знаю! Ты думаешь, я их не спрашивал? — Слёзы покатились по щекам Атабы. — Думаешь, у меня не было семьи? Я не видел свою дочь и её детей с того дня, как пришла волна. Ты слышал, что я сказал? Не всё вертится вокруг тебя! Я завидую твоей ярости, демонский мальчишка. Она заполняет тебя! Она питает тебя, даёт тебе силу. Но мы, все остальные, слушаем, желаем определённости, а находим пустоту. Но в душе мы знаем, что должно быть… что-то, какой-то ответ, какая-то закономерность, порядок, и потому взываем к молчаливым богам — они лучше, чем тьма. Вот и всё, мальчишка. У меня нет для тебя ответов.
— Тогда я пойду искать их в темноте, — сказал Мау, поднимая фонарь. — Пойдём дальше с нами, — добавил он уже спокойнее.
В свете фонаря заблестели дорожки слёз на щеках жреца.
— Нет, — хрипло ответил он.
— Тогда нам придётся оставить тебя здесь, — сказал Мау. — Среди мертвецов. А я думаю, тебе тут не место. Или иди с нами. Тогда на твоей стороне будут хотя бы призрак и демон. Кроме того, нам может понадобиться твоя мудрость.
К удивлению Дафны, старик улыбнулся.
— Думаешь, она у меня ещё осталась?
— Не сомневаюсь. Так идём? Вряд ли там окажется что-то ещё хуже меня.
— У меня вопрос, — быстро вставила Дафна. — Скажите, пожалуйста, как часто сюда помещают нового Дедушку?
— Раз или два за полвека, — ответил Атаба.
— Вы уверены? Здесь их тысячи.
— Эта пещера существует испокон веков, и мы тоже, — ответил Мау.
— Хотя бы на этом мы сошлись, — решительно произнёс Атаба.
— Но это же очень давно!
— Потому здесь так много Дедушек! — ответил Мау. — Это же очевидно.
— Да, — сказала Дафна. — Действительно, всё очень просто, если так посмотреть.
Они тронулись в путь, и она спросила:
— Что это за звук?
Они остановились, и на этот раз все трое услышали за спиной слабое потрескивание и шорох.
— Это мёртвые восстают? — спросил Атаба.
— Вы знаете, я надеялась, что такая возможность никому в голову не придёт, — ответила Дафна.
Мау прошёл несколько шагов назад по пещере, которую наполнял тихий треск. «Мёртвые не могут ходить, — подумал он. — Это один из признаков, по которому определяют, что человек умер. Поэтому я забрался сюда, так далеко от синего неба, и мне нужно выяснить: а что же они могут делать? Так в чём же причина? И где я раньше слышал этот звук?»
Он прошёл чуть дальше по туннелю, туда, где звука уже не было, и подождал. Немного спустя опять послышался треск, и Мау вспомнился солнечный свет в жаркие дни. Там, где он оставил своих спутников, тоже трещало.
— Пойдёмте дальше, — сказал он, — и оно само перестанет, главное — не останавливаться.
— Они не проснутся? — спросил Атаба.
— Это верёвки из бумажной лианы, которыми связаны Дедушки, — объяснил Мау. — Даже если бумажная лиана сухая, как кость, нагреваясь, она трещит и лопается. Это начинается от тепла наших фонарей и тел, если мы слишком долго стоим на одном месте. Вот и всё.
— Меня это, во всяком случае, напугало, — сказала Дафна. — Ты молодец. Дедукция на основе наблюдений и экспериментов.
Мау пропустил эти слова мимо ушей, поскольку понятия не имел, что они означают. Но ему было приятно. Дедушки не проснулись. Шум, который он слышал мальчиком, производили бумажные лианы, когда нагревались или охлаждались. Это было правдой, и он мог это доказать. И совсем нетрудно догадаться. «Так почему я едва сдерживаюсь, чтобы не обмочиться от страха? Потому что треск бумажной лианы — это совсем не интересно, в отличие от ходящих скелетов. Почему-то скелеты придают больше важности нам самим. Даже наши страхи придают нам какую-то важность, потому что мы боимся оказаться незначительными».
Он посмотрел на Атабу: жрец приблизился к одному из Дедушек и торопливо отступил, когда начался треск.
«Моё тело трусливо, но я не боюсь. Я ничего не устрашусь, никогда, — подумал Мау. — После всего, что было».
Впереди показался свет. Показался внезапно, когда они завернули за угол туннеля, — красный, жёлтый и зелёный. Свет мерцал, пока они к нему подходили. Атаба застонал и остановился, и Мау понял, что ему самому нельзя останавливаться. Он посмотрел вдоль коридора, уходящего вниз под небольшим углом.
— Оставайся тут и присмотри за стариком, — сказал он девочке-призраку. — Я не хочу, чтобы он убежал.
«Я не боюсь своего мочевого пузыря, который вот-вот лопнет, — твердил про себя Мау, пробегая мимо молчаливых стражей. — Я не боюсь своих ног, которые хотят обратиться в бегство. Я не устрашусь картин, которые с воплями проносятся у меня в голове». Он бежал, и свет бежал впереди него, и он повторял свои клятвы, пока, подобно капитану Робертсу, не понял, что их надо срочно подправить. Я не устрашусь тени, что выходит из дивного сияния дня, ибо я нашёл свой страх здесь, во тьме, и протяну руку и коснусь его, так же как он протягивает руку, чтобы коснуться меня…
Его пальцы встретились с пальцами отражения на гладкой поверхности плиты из золотого металла, высотой примерно в человеческий рост.
Мау приложил ухо к металлической плите, но та молчала. Толкнул её, но она не двинулась.
— Стойте, где стоите, — сказал он своим спутникам, когда они приблизились к нему. — Мы долго шли вниз. Возможно, по другую сторону этой штуки — вода.
Он потыкал металл ломиком. Металл был очень мягким, а слой его — очень толстым, но его окружал обычный островной камень, с которым наверняка будет легче справиться. Камень скоро начал крошиться под ударами острого конца ломика. Через некоторое время послышалось шипение и донёсся запах мокрой соли. Стало быть, море действительно где-то поблизости, но, по крайней мере, они находятся выше уровня воды.
Он подозвал остальных и опять принялся рубить камень, изумляясь лёгкости, с которой камень поддавался стали, открывая проём в черноту. Там было сыро; в темноте тихо плескалась вода. При свете фонаря Мау едва различал белые ступени, уходящие вниз.
И только-то? Всего лишь проход в какую-то приморскую пещеру? Таких пещер было полно у подножия утёсов на западной стороне острова. Дети исследовали их испокон веков и ни разу не обнаружили ничего интересного.