С письмом на бересте в поселок убежал Эрек. Ответ принесли воины, которые доставили в форт пятерых будущих первоклассников. Когда Семен разворачивал свиток, руки его дрогнули – давно, очень давно никто не присылал ему писем! И вот: густое мельтешение мелких кривых печатных букв кириллицы:
«Сдраствуйте, Симен Николаич. Галавастику прачитали ваше письмо. Он сказал, что работы очень многа, люди еще очень нужны. Старейшинам мы тоже прачитали ваше письмо. Они сильно смиялись и гаварили пра вас всякие слава. Эти слава они писать не велели. Велели писать, что они согласные…»
На глаз набежала слеза (от умиления?), Семен рассмеялся: «Грамотеи чертовы! Все правила за лето успели забыть!» Потом он вытер слезы и продолжал разбор каракулей – там осталось немного:
«…Этат атвет вам писали Бурундук, Заиц и Тангал, каторава типерь все завут Чирипаха. Дынка атвет не писал, патаму что умер на тринировке».
– Топай давай! Шевели ногами! Сейчас по уху получишь! – орал Семен, но Варя с места не трогалась. Она опустила голову и возила хоботом по траве, словно что-то искала.
– «Не могу больше. Я устала…»
– Да ведь рядом уже! Еще немножко!
– «Не могу…»
Все было напрасно: до крайних жилищ поселка оставалось, наверное, меньше километра, но двигаться вперед мамонтиха не желала. Она имела полное право устать – от самого форта Семен гнал ее на предельной скорости – но ведь осталось так мало!
– Черт с тобой! – сдался Семен. – Не хочешь – как хочешь. Я и сам дойду!
– «Не ходи…» – попросила Варя.
– Тебе что за дело?! – рявкнул всадник и начал спускаться вниз. Оказавшись на земле, он немедленно двинулся в сторону поселка.
– «Не ходи такой…» – вновь попросила мамонтиха и потянулась к человеку. Почувствовав прикосновение, Семен обернулся и грубо отпихнул раздвоенный конец хобота:
– Отстань! Это наши человеческие дела! Впрочем, какой он человек?!
Семен припустился бегом, однако вскоре начал задыхаться и перешел на быстрый шаг. Он шел по степи к поселку, но ему казалось, что он в другом месте и времени – перед дымящимся костром, возле которого валяется сорванная с ременных петель дверь избы:
– Это ты, Дынька? – вполголоса спросил Семен.
– Я-а-а… – прогундосил мальчишка.
– А чего плачешь?
– Ухо боли-ит…
– Нирут-куны обидели?
– Да-а! Больна-а…
Этот тихий гнусавый детский голосок обещал тогда немногое – всего лишь спасение. И оно пришло – со щелчками спущенной арбалетной тетивы.
А еще… А еще перед Семеном были темно-карие, почти черные глубоко посаженные глаза мальчишки, которые столько лет смотрели на него с восторгом и обожанием: «Нет, не то – так на меня смотрели многие ученики. Во взгляде Дыньки было что-то еще… Понимание… Да-да, понимание, пусть и не осознанное, что и зачем делает учитель. И ведь я это чувствовал! Чувствовал и радовался нашему родству – не физическому, конечно, а какому-то более глубокому. Кем был для меня этот мальчишка? Это только теперь становится ясно… Оправданием прожитой жизни? Искуплением пролитой крови? Дурак, какой же я дурак! Надо было его выделить, приблизить, может быть, поселить в избе. И говорить, говорить с ним – утром и вечером. Он так хотел этого! А я все откладывал на потом: во время обучения дети должны быть в равном положении, со всеми надо держать одинаковую дистанцию… Додержался! Его вообще нельзя было отпускать от себя! К чертям собачьим все посвящения! Дур-рак, какой же я дурак…»
Семен вошел в поселок и направился к Костру совета. И его, и Варю, конечно, давно заметили в степи и теперь встречали. Только на этот раз дети не окружили шумной толпой, а мужчины и женщины не подходили, чтоб обменяться приветствием или незатейливой шуткой. Эти люди знали и любили Семхона Длинную Лапу. Именно поэтому они теперь стояли и молча смотрели, как он идет – с оружием в руках, всклокоченный и… безумный.
Три человека неподвижно сидели на бревнах – вождь и старейшины. Из них Семен видел лишь одного – маленького и сутулого, расположившегося спиной к нему, лицом к холодному кострищу. Больше он не видел никого и ничего. Зато слышал голос, говорящий по-русски без ошибок и почти без акцента:
..Я же сильный и буду очень стараться – честное слово! А потом вернусь, честное слово!..
«Взгляд, слова, интонации – ты очень хотел, Дынька, чтобы я тебе поверил. И я поверил. А ты обманул. Точнее, тебя заставили меня обмануть», – подумал Семен и заорал, замахиваясь пальмой:
– Повернись, гад! Убью!!!
В долю секунды маленький щуплый Медведь оказался на ногах лицом к противнику. От крика горло перехватило болезненным спазмом. Семен сглотнул и ударил – нанес косой рубящий сверху.
Точнее, хотел нанести… Пальма вниз не пошла – застряла на полпути. Морщинистое прокаленное солнцем лицо Медведя исчезло, перед глазами возникла мускулистая волосатая грудь в расшнурованном разрезе меховой рубахи. Вождь стоял перед ним и поднятой вверх левой рукой удерживал древко пальмы. Отброшенный в сторону мощным толчком в плечо, старейшина перелетел через бревно и упал на землю – это Семен увидел боковым зрением.
– Уйди, Бизон, – попросил он. – Дай пришибить эту сволочь!
Когда они встретились первый раз, будущий вождь представлял собой кусок истерзанного мяса, прибитый к земле деревянными кольями. Этот полутруп хотел только одного – поскорее стать настоящим трупом. Семен заставил его жить, заставил вернуть себе Имя. Это было бесконечно давно – семь лет назад! Потом настала зима катастрофы, были голод и холод, были полуживые, потрясенные происходящим люди, которые уже не хотели бороться. Вождь многочисленного когда-то племени лоуринов погиб, и Семен заставил Бизона занять его место. Да-да, именно заставил: и для него, и для Бизона власть – тяжкая, безрадостная ноша. Пока не кончился кошмар, они несли ее вместе. И вот теперь…
– Уйди, – повторил Семен.
– Нет, Семхон. Ты не…
Вождь не договорил: старейшина вновь оказался на ногах – растрепанные седые волосы, коротко обрезанная борода, обнаженные до плеч руки, состоявшие, казалось, из одних жил. Удар его маленького костистого кулака был точен.
– Куда лезешь, мальчишка?!
Бизон дрогнул всем своим могучим телом и начал сгибаться в поясе. Руку, держащую древко, он не разжал, и хозяину пришлось отпустить оружие.
– Я с ним сам разберусь! – хищно оскалился Медведь и…
Прямой в голову с правой. Ногой в корпус, двойной в голову с изменением угла атаки, подсечка, снова подсечка, серия по корпусу…
Семен уклонялся, ставил блоки, пытался достать ногой или кулаком ненавистное лицо…
Творец обделил Медведя ростом и физической мощью – под метр шестьдесят и вряд ли больше шестидесяти килограммов. Зато наделил способностями бойца, причем феноменальными. Похоже, только в бою или драке Медведь жил полнокровной жизнью. Наверное, он был по-своему неплохим педагогом – его многочисленные ученики среди воинов пяти племен считались непобедимыми в рукопашной схватке. Правда, в былые годы до конца «курса обучения» доживали не все подростки, а в среднем восемь из десяти. Что ж, лоуринам не нужны слабые воины…