музыкантов, куплетистов,
фокусников и танцоров,
был из МХАТа артист Кторов
(привезли его на Волге),
вёл концерт Владимир Долгин.
Объявил он, помню, сцену
с Кторовым, как вдруг на сцену
за кулисы врач приходит
и такую речь заводит: -
Растолкуйте, коммунисты,
нет ли брата у артиста?
Беспартийные в ответ -
у него, мол, брата нет.
Посмотрев за штору в зал,
он вздохнул и так сказал:-
Далеко в краю не ближнем,
в городе Тагиле Нижнем
я работаю врачом,
расскажу вам вот о чём.
Вам, друзья, я без прикрас
передам его рассказ...
- В августе, числа шестого,
года, не скажу какого,
вечером из ресторана
привезли к нам хулигана,
и на утро (до обеда)
с ним у нас была беседа.
На кровати - человек
с ореолом красных век,
вроде, всё нормально в нём,
не горят глаза огнём.
Разглядел я в нём, однако,
сексуального маньяка.
А история такая -
в ресторане, выпивая,
вдруг увидел он девицу
с того света и божится,
что её он раньше знал,
что в п@зде её бывал,
что, мол, лазал головой,
когда та была живой,
что, как будто шоколадку,
он кусал девице матку,
и чтоб это доказать,
просит к нам её позвать.
Говорит, в её п@зде,
в самом маточном узле
будто видел он в тот раз,
как залазил, против глаз -
две икринки, два гандона
и баллончик от сифона.
Сам трясётся, аж психует,
и её портрет рисует -
высока, с приятным взглядом,
рыжевата, с мощным задом,
пышногруда и плечиста,
а зовут её Фелиста.
Ну, я вижу - полный бред,
через месяц понял - нее-е-т.
Я не помню, в день какой
поступил ко мне больной
в рясе старенькой попа
с бородищей до пупа,
Спиридон Мартыныч Кторов
(так представился он «скорой»).
Я с устатку, без обеда,
с ним провёл развед-беседу.
Оказалось, он дней пять,
как приехал проверять
из столицы наш приход.
Наш доверчивый народ
в храм пришёл послушать службу,
он завёл со всеми дружбу
и по пьянке говорил,
что когда-то знал Тагил,
вспоминал Заготзерно -
там уже роддом давно,
а моя супруга Тома
главный врач того роддома.
И начальство пригласило
то московское светило
коммуниста отпевать
помер тот, как бы сказать,
от того, что мало верил.
Служба шла, поп взор свой вперил
в огроменный постамент,
побледнел в один момент,
подбежал и ну орать: -
Это ж я, @бёна мать!
Ночью он могилу вскрыл,
матерясь на весь Тагил.
Я спросил: - Вы что, здесь жили,
вас что, раньше хоронили?
- Я не знаю, может быть,
у Фелисты бы спросить,
эта девка из Тагила
мне залупу откусила,
поискали бы её,
у неё яйцо моё.
И мне в морду х@й суёт,
где куска недостаёт.
Я задумался на миг -
к идиотам я привык,
у меня их до х@я,
так ведь, версия своя
есть у каждого из психов.
Иной - цыпой ходит тихой,
как шпион, и прячет, гад,
в жопе фотоаппарат.
А другой - с тоской во взоре
целый день лежит в дозоре,
он не жрёт, не пьёт, не срёт,
этого шпиона ждёт,
а из двух других палат
два Джульбарса с ним лежат.
Иль, невиданный вовек,
редкий трубка-человек,
на башке табак сжигает,
х@й сосать всем предлагает.
У меня был генерал,
тот Кутузова играл,
так играл, что как-то раз
выбил себе, нах@й, глаз.
И Суворов был, мудила,
два вершка, а заводила,
словно в Альпах, коротыш,
тут на сраке ездил с крыш.
А один придурок, Ваня,
саженками плавал в бане,
и орал нам: - Не мешать
мне Урал переплывать!
Был Эйнштейн. Когда не дрался,
свой закон открыть пытался -
«скорость сжатия п@зды
относительно езды».
В общем, каждый был отличен
и вполне единоличен.
Здесь же был редчайший случай
с точки зрения научной -
два довольно взрослых дяди
об одной твердили бляди!
Чтобы истину узнать,
я решил её сыскать.
У моей жены Тамарки
в юности была товарка.
Рассказала мне Тамара,
что они когда-то в паре
секретаршами трудились,
чуть было не подружились,
та девица по оферте
шефа за@бла до смерти,
её вмиг арестовали
и под Краснодар сослали.
Как-то раз под Новый год
я сидел, писал отчёт,
в кабинете было тихо,
за окном слонялись психи.
Поп своим обрубком х@я
тряс с деревьев снег, ликуя,
а Суворов жопой синей
с крыш сметал последний иней.
Тот, который кончил дракой,
поднимал сифон над сракой
и орал: - Кому воткнуть?
В общем, ужас. Страх и жуть.
Вдруг стук в дверь. Тамара входит,
за руку девицу вводит.
Сразу я узнал Фелисту -
взгляд прямой, открытый, чистый.
Радость из неё лилась,
видно, только что @блась: -
Видеть вы меня хотели?
Руки, чувствую, вспотели.
Я Тамару проводил,
а Фелисту усадил
и без разговоров, слёту,
предложил у нас работу.
Та согласие дала,
мы оформили дела
и она, как говорится,
стала у меня трудиться.
Так должно было случиться,
что пришлось мне отлучиться -
звал меня учёный спор
на симпозиум в Нью-Йорк.
Через месяц я вернулся
и чуть было не рехнулся.
Тот, что был шпионом, значит,
увольненья просит, клянчит.
Вытащил из жопы, гад,
кинофотоаппарат!
Тот, что слыл Эйнштейном тут,
снова хочет в институт;
тот, что был с тоской во взоре
и весь день лежал в дозоре,
бьётся в дверь, как вольна птица: -
Отпустите на границу!
Трубка-человек стал злее,
пластырем башку заклеил,
х@й, как око бережет,
из штанов не достаёт.
Не штурмует крыш Суворов,
лишь один товарищ Кторов
о деревья бьёт елдак,
да с сифоном тот мудак
носится. Повсюду вой,
психи просятся домой.
Ни черта не понимаю,
психиатров вызываю: -
Кто их вылечил, скажите?
- Вы Фелисту, блядь, спросите,
это всё её п@зда!
Вы уехали когда,
стала эта ваша блядь
её психам предлагать.
Те от счастья просто взвыли,
свои фобии забыли.