Продавцы лубочных книжек — офени — проникали в самые отдаленные уголки России. Лубочные картинки, продававшиеся с XIX века на всех ярмарках, были обязательным украшением крестьянской избы.
На городских, а позже и сельских ярмарках устраивались карусели и балаганы, на подмостках которых игрались спектакли на сказочные и национальные исторические темы, постепенно вытеснившие ранние переводные пьесы. Десятилетиями не сходили с массовой сцены спектакли, восходящие к драматургии начала XIX века, — «Ермак, покоритель Сибири» П. А. Плавильщикова, «Наталья, боярская дочь» С. Н. Глинки, «Дмитрий Донской» А. А. Озерова, «Двумужница» А. А. Шаховского, позже — пьесы о Степане Разине С. Любицкого и А. Навроцкого.
Неоднократно переиздававшиеся в лубочных изданиях произведения, увиденные на ярмарках спектакли не могли не повлиять на эстетические вкусы народа, расширили его сказочный и песенный репертуар.
Лубочные и театральные заимствования во многом определили своеобразие сюжетики и поэтики народной драмы. Однако они «легли» на древние игровые традиции народных игрищ, ряжения, особую исполнительскую культуру фольклора.
Прежде всего традиционной была приуроченность народных представлений. Повсеместно они устраивались на святки и масленицу. Эти два коротких театральных «сезона» вмещали очень насыщенную программу. В годовом цикле календарных праздников святки и масленица исконно выделяются своей «театральностью». Древние обрядовые действа, в конце XIX — начале XX века уже воспринимавшиеся как развлечение и более того — озорство, совершались ряжеными. Особенно богаты драматическими играми ряженых святки. Публикуемые нами описания очевидцев святочных сборищ молодежи — посиделок — правдиво, несмотря на некоторую иронию или осуждение, передают особую атмосферу этого праздника.
В этой атмосфере были естественны шуточные сценки, проказы ряженых, непристойные, кощунственные слова, исполняемые на мотив церковных песнопений.
Древний смысл ряжения — магическое воздействие словом и поведением на сохранение, восстановление и увеличение жизненных плодоносных сил людей и животных, природы. С этим связано появление на посиделках голых или полуодетых людей, «клевание» журавлем девушек, удары жгутом, лопаткой, лаптями или палкой при «продаже» кваса, сукна, набойки и т. д.
В описании священника Преображенского из Вологодской губернии (текст № 9) приведен очень полный перечень персонажей и сцен ряжения, где соседствуют страшилища «кикиморы» (древние символы мрака в облике древних старух) и «торгованы», т. е. купцы с красным товаром, сопровождающие ярмарочный торг прибаутками; «кузнецы» и «рыбаки», «ревизор» и «рекрута».
Столь же значительными и древними являются свадебные и особенно покойницкие игры, которым посвящена специальная литература[3].
Генетически связанные с древнеславянскими похоронными обрядами, культом предков, покойницкие игры постепенно превратились в веселое представление, комическое воспроизведение эпизодов похорон. Самого бесстрашного из парней, согласившегося стать «мертвецом» («умраном»), одевали в саван и на досках вносили в избу, на поседки. Там начиналось «прощание» и «отпевание», сопровождавшиеся пением непристойных песен, шуточных причитаний и молитв. В конце действа «покойник» вскакивал и убегал, пугая присутствующих.
Пародийные песнопения представлены в нашем сборнике популярнейшими сюжетами фольклора. Такова известная по сказкам комическая церковная служба, во время которой поп и дьякон переговариваются о том, где спрятан табак, какие приношения несут прихожане. В других случаях использованы широко известные мотивы небылиц: поп попадает на небеса и видит там церковь, блинами крытую, образа из пряников; старуха, идущая на поминки, не помнит имени мужа.
Несколько особняком стоит описание проводов Масленицы с чтением «пачпорта». Общерусский обряд встречи и проводов Масленицы в виде чучела, колеса, сопровождаемого свитой, дополнен обычаем, характерным для Урала и Сибири. В описании сочетается древнее обрядовое действо «париться в бане» и чтение «пачпорта» большеносого барышника с исполнением «старины» про Кострюка.
К святочным и масленичным играм ряженых примыкают небольшие сатирические пьески «Барин», «Мнимый барин», «Маврух», «Пахомушка». Они-то, очевидно, и явились «мостиком» от малых драматических форм к большим. Популярность комических диалогов барина и старосты, барина и слуги была столь велика, что они неизменно включались и в представления «Лодки», а иногда и «Царя Максимилиана».
3
См., напр.: Гусев В. Е. От обряда к народному театру: Эволюция святочных игр в покойника // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. — Л., 1974. — С. 49—59; Его же: Истоки народного театра. — Л., 1977.