Грейсон: Раз ты все еще сомневаешься, использовать меня или нет, мне нужно знать, какой статус у соглашения о неразглашении? Девушка, про которую я говорил, ее зовут Уитни Уитман (ужасное имя, так что будем называть ее просто Уош), и я хочу, чтобы она все подписала и была готова, когда я вернусь в августе.
И вот так легко Грейсон переключается.
Галантно предлагает себя другой женщине, потому что я отказалась.
Это то же самое, что чувствовал Джеймс со мной?
Я тоже сначала притворялась, что заинтересована, а потом швыряла ему в лицо своих новых парней? Господи, да я ведь и правда не особо парилась – пока мы были в формате друзья с привилегиями, у меня был не один парень на стороне.
Я действительно такая сука?
Айви: Как скажешь.
Я печатаю эти слова, ощущая странную тяжесть на душе.
Что бы между мной и Грейсоном ни происходило – это нужно остановить. Прямо сейчас.
Мне пора снова взять ситуацию за яйца (в переносном смысле, конечно) и сосредоточиться на главной задаче – использовать Грейсона, чтобы получить повышение. Никаких чувств. Никаких глупостей.
– О, уже так поздно? – говорю я вполголоса, даже не глядя на Конни и Энди. – Мне пора. Утром у меня ранняя встреча.
И, не объясняя больше ничего, я выключаю телефон, встаю и выхожу из бара.
Мне нужно пространство.
А единственный способ его получить – уйти домой одной.
Глава 13
Грейсон
Грейсон: Не отвечаешь на мои письма и звонки. Почему у меня стойкое ощущение, что ты меня избегаешь, Атланта?
Грейсон: Три недели, а соглашения о неразглашении все нет. За что я тебе вообще плачу?
Грейсон: И на сообщения не отвечаешь? Ну, хитрая же ты, ничего не скажешь.
Я пропускаю руку через волосы, уставившись на бесконечные сообщения, которые отправил Айви.
Забавно, как она умудряется три недели отвечать журналистам с безупречным профессионализмом, но стоит написать ей мне – и тишина.
В лучшем случае я получаю одно слово. И, честно говоря, меня это уже начинает бесить.
Кривлю губы, вспоминая последнее сообщение, на которое она соизволила ответить. Оно было про некую Уитни Уитман. Которую я, кстати, просто выдумал, чисто чтобы поддеть Айви пару недель назад.
Но, похоже, я промахнулся. Вместо кнопки включения я нажал на рубильник аварийного отключения.
И теперь, сколько бы сообщений я ни отправлял – будь то флирт или деловые вопросы – она игнорирует их все.
Последнюю неделю я ломал голову, придумывая повод либо затащить ее в Шарлотт, либо самому сорваться в Атланту.
Но пока безуспешно.
Я засунул телефон в карман, когда увидел перед собой маленького ассасина.
– Ну как я справился, Рыжая? – бросаю я, переводя взгляд на теперь уже чуть менее осуждающую рыжеволосую девицу.
Она молча кивает, приветствуя проходящих мимо людей.
С тех пор, как я начал следовать ее указаниям, она стала ко мне немного добрее.
Эта встреча с прессой – одно из главных доказательств.
Она выдавливает улыбку:
– Ты справился отлично, Грейсон. Просто я не уверена, меняется ли восприятие публики или нет.
Я наклоняю голову, сжимаю челюсть и устремляюсь в пустую раздевалку.
Все остальные игроки уже ушли отмечать победу, к которой я, между прочим, приложил руку.
А я вот стою тут, в белой рубашке на пуговицах, пытаясь выглядеть как пай-мальчик, которым никогда не был.
Единственный плюс этого фарса с прессой в том, что мне выдали новый стальной серый костюм. Хоть что-то.
Позади меня раздаются быстрые шаги – она идет следом.
– Почему? – спрашиваю я, расстегивая воротник рубашки и стягивая с себя этот идиотский галстук с Carolina Catfish, который она заставила меня надеть.
Я натягиваю ткань, пытаясь вдохнуть поглубже, затем сминаю галстук в руках.
Черт, поскорее бы закончить этот брифинг, влезть в нормальные спортивки и, может быть, проверить, не передумала ли моя юристка наконец и не прислала ли мне очередное колкое сообщение.
– Я делаю все, что они хотят. Держусь в тени, сосредотачиваюсь только на питчинге, как просила организация. Да хрен с ним, я уже почти стриптиз устраиваю на поле, скидывая по кусочку одежды после каждой подачи, потому что судьи вечно что-то находят.
Я рывком расстегиваю еще одну пуговицу и смотрю на нее.
– Что им еще нужно?
Она смотрит на меня с сочувствием, но это не та реакция, которую я хочу видеть.
– Думаю, люди просто не верят, что ты изменился, и уверены, что ты снова как-то мухлюешь.
Я горько усмехаюсь, открываю шкафчик и бросаю сумку на скамейку.
– Может, пора организации понять, что людям нужен злодей. И этим злодеем буду я.
Она замолкает, явно не зная, как отреагировать на мой резкий тон.
– Я знаю, тебе плевать, что о тебе думают, но команда так рьяно пытается очистить твое имя, потому что они знают, что ты не такой, – говорит она наконец. – Но ты сам мешаешь нам. Ты никогда не позволяешь писать про свою благотворительность, не даешь выкладывать фото с детьми из Charlotte High.
– Потому что это личное.
Я не делаю этого ради пиара и никогда не позволю кому-то в этом меня обвинить.
Хейтеры пытались принизить мои заслуги всю мою карьеру, но я не позволю им забрать это.
– Просто мне кажется, что если бы люди увидели в тебе не мудака, а нормального парня, это бы все изменило.
Покачав головой, я саркастически усмехаюсь, вытаскивая из шкафчика спортивки и футболку.
– Знаешь что, Рыжая? У меня для тебя еще более гениальная идея. Давайте просто примем тот факт, что я – плохой парень. Смиримся и пойдем дальше. Вернемся к тому, что действительно важно: к победам.
Я натягиваю спортивки и продолжаю:
– Мы лидируем в дивизионе с отрывом в шесть игр, а впереди еще сорок матчей. Это значит, что у меня осталось около восьми стартов в регулярке, два из которых – против наших главных соперников, Атланты. Может, вместо того чтобы лепить из меня какого-то «хорошего парня», мы лучше сосредоточимся на том, чтобы выбить их к чертям из гонки за плей-офф?
Мэри закатывает глаза.
– Никто не спорит, что ты охренительный питчер, Грейсон. Но вот это все… – она обводит рукой раздевалку. – Это то, что приносит большие деньги. А кроме Тейта Соренсона, ты у нас самый дорогой игрок. Вот почему тебе надо хотя бы иногда притворяться милым.
Я сжимаю зубы.
– Я именно этим и занимаюсь. Но вы должны понять одну вещь: я никогда не буду Тейтом.
Я поворачиваюсь к шкафчику и стягиваю рубашку через голову, чувствуя, как она садится на скамейку за моей спиной.
– В этом мире есть два типа людей, Рыжая.
Она молчит, ожидая продолжения.
– Первый тип – это те, кто расцветает от положительного подкрепления. Вроде Тейта. Ему нравится слышать, какой он молодец, как все его любят, как он самый добрый парень в бейсболе.
Я бросаю взгляд через плечо и замечаю, что она уткнулась в телефон, а не в мои мышцы. Ну и ладно.
– А есть и другие. Такие, как я. Нам по кайфу негатив. Мы используем его как топливо, чтобы доказать всем идиотам, что они ошибаются.
Я натягиваю футболку и поворачиваюсь, наблюдая, как она тяжело вздыхает, опустив плечи.