Мужчины обнялись, и щуплый парнишка буквально растворился в медвежьих объятьях брата. Но даже несмотря на это, меня он успел разглядеть.
– Кто это с тобой?
Из-за широкой спины Ленгро мне было не так уж много видно, да я и не любопытствовала особо, но наступившую тишину, нарушаемую лишь уставшим похрапыванием лошадей, пропустить было сложно.
Лорд Брайен быстро обернулся и вернул своё вниманием брату, а затем чётко, чтобы услышал каждый, объявил:
– Это Дженис Вайнер, моя жена.
Молчание длилось целую вечность, но её прервал нервный смех Тамила:
– Брай, не знал, что ты умеешь шутить.
Ха, я бы тоже была рада, если бы всё происходящее оказалось простой шуткой, и я на самом деле не стала ничьей женой, но реальность куда страшнее.
– Я и не шучу, – напряжённо выдавил Ленгро, и, обернувшись, выставил меня вперёд, на всеобщее обозрение. – Эта девушка моя жена и, несмотря на происхождение, я прошу относиться к ней с должным уважением.
– Всё гораздо хуже, – покачав головой, бросил в ответ на это его брат. – Брай, ты просто рехнулся.
Я к своему происхождению относилась более трепетно и не считала чем-то постыдным, но, конечно же, промолчала об этом.
– Тамил, мы поговорим после, – голосу лорда вернулась уверенность и непоколебимость. – Брита, проводи, – он почти незаметно вздохнул и всё же произнёс моё имя, – Дженис в комнату.
Я обернулась и посмотрела на него. Сложно было судить по выражению лица мужчины, что именно он чувствует и о чём думает, но, несмотря на эту непроницаемость, я была благодарна ему. Что и выразила тихим:
– Спасибо!
Ленгро ничего не ответил, а мне и не нужно было.
– В какую комнату, господин?
Из-за спин собравшихся вышла хрупкая девушка. Я лишь мазнула по её лицу взглядом, не заостряя внимания. Не хотелось видеть презрение и ненависть. Я за последние сутки уже достаточно насмотрелась на подобное.
– В мою, – после некоторой заминки всё же сказал лорд Брайен.
В ответ на его слова сердце пропустило удар, но я ничем не выдала вновь вспыхнувшего страха. Ведь всё правильно, всё и должно быть так. На наших запястьях брачные браслеты, и мы муж и жена не только перед людьми, но и перед богами.
– Пойдёмте, госпожа, – моей руки коснулись холодные тонкие пальцы.
Кивнула и поплелась следом за девушкой, стараясь смотреть себе под ноги, лишь бы не встречаться с взглядами присутствующих.
– Сюда, госпожа, – тихий девичий голос окликнул меня, когда мы вошли в распахнутые двери.
Только сейчас я позволила себе осмотреться.
На широкой лестнице, что расположилась посреди просторного холла, стояли пузатые вазы, расписанные пёстрыми красками. По потолку струилась лепнина в виде стеблей винограда, она же спускалась по стенам и упиралась в самый пол.
Собственно, обстановка в замке была богатой, в отличие от той, что была у нас. Отец уже давно перестал выделять деньги на ремонт дома, а доходов, что приносили замку окрестные деревни, едва хватало, чтобы поддерживать пригодное для жизни состояние.
– Нравится? – сама не заметила, что остановилась посреди холла, но Брита вывела меня из задумчивости.
Подняла на неё взгляд и удивилась открытой улыбке. Ни ненависти, ни презрения, ни брезгливости… Только ясные глаза и искренне любопытство.
Я не сразу нашлась, что ответить, настолько меня поразило её отношение. Совсем не такое, к какому я была готова.
Но когда, наконец, смогла оправиться от изумления, произнесла:
– Да, очень красиво.
Девушка улыбнулась шире, хотя я была уверена, что это невозможно, и поманила меня за собой.
– Госпожа, матушка лорда Брайена, очень любила украшать замок.
Кивнула, принимая пояснение, и пошла вслед за ней.
Комната, куда мы пришли, была просторной, но уютной. В камине теплились раскалённые угли, и, прежде чем уйти, Брита подкинула дров.
– Приготовить вам воды?
Неотрывно глядя на огромную кровать, тихо произнесла:
– Если можно.
Девушка помялась на пороге, но больше ничего так и не сказала. А потом вовсе ушла, оставив меня наедине с моими страхами, сомнениями и… тайнами.
Было бы проще, если бы лорд Брайен выделил мне отдельную комнату. Но… это уже было бы роскошью…
Усилием воли заставила себя отвернуться от кровати и пройти к ближайшему креслу, но, опустившись в него, так и застыла, теперь уже глядя прямо перед собой.
Я сжимала в руке письмо, не в силах поднести к глазам и сломать уже надломленную печать.
С каждым вздохом утекало время уединения, такое ценное и необходимое, но я не торопилась. Предчувствие неотвратимого сжимало сердце тисками, и мне хотелось оттянуть момент истины на долгие часы, а то и дни. Только… не было у меня ни минут, ни часов, ни тем более дней.