Фредерик. Как знать — все-таки 15 августа!
Юлия. А ему все равно — праздники ли, воскресенья. Если посмотреть, чем он занят каждый день… Им все безразлично. Едят черт знает что, когда придется, ходят немытыми. Отцу только бы перекинуться в картишки с друзьями в забегаловке, а ей только бы бегать по лесам, да греться на пляже под солнцем целыми днями. В доме разгром, а ей наплевать.
Фредерик. А как же зимой?
Юлия. Она целыми днями валяется на той развалине, что она называет своим диваном, и курит сигареты. Мастерит шляпы и платья из старых тряпок, точно маленькая. Посмотреть только на эти ее шляпы и платья!.. У них вечно ни гроша, а если заведется — только бы немедленно истратить. Она сооружает свои наряды из старых занавесок, и не успеет кончить, тут же посадит пятно или вырвет клок, и ей наплевать, если видно голый зад или коленки в драных чулках.
Фредерик. А моя Юлия, оказывается, злюка!
Юлия. Ты так все это ненавидишь, ты так будешь несчастен!
Фредерик (ласково). Но ведь я женюсь не на твоей сестре.
Юлия. Ты иногда подтруниваешь надо мной. Ты говоришь, что я как муравей. Я в самом деле подбираю каждый обрывок бумажки. А когда мне кажется, что на мне хоть маленькое пятнышко, я тру, тру… Мне всегда кажется, что я должна что-то убрать, что-то вычистить для них…
Фредерик. А твой брат?
Юлия. Когда-то он был не таким, как они. Но с тех пор, как от него ушла жена и он поселился здесь, он стал походить на них. Он целыми днями читает, запершись в своей комнате. Его я теперь тоже не люблю. Раньше это был парень, как все. В школе был первым, собирался работать, зарабатывать деньги. А теперь он точно за какой-то стеной. Он смотрит на меня с насмешкой, как и она. Он надо всем издевается. Но разве мы виноваты, что жена его бросила?
Фредерик. А твоя мама, когда она была жива?
Юлия (покраснев, как рак, выпаливает). Мама не умерла. Я соврала тебе — она убежала со странствующим дантистом, шарлатаном в цилиндре, который драл зубы под музыку на площадях…(недолгое молчание). Вот… Теперь я тебе и это сказала. Можешь возненавидеть меня!
Фредерик (нежно прижимая ее к себе). Дурочка, дорогая моя глупышка!..
Юлия. Больше никогда, никогда я не смогу смотреть тебе прямо в лицо.
Фредерик. Нечего сказать, это будет очень удобно в течение той полсотни лет, которую нам предстоит прожить вместе! Если, конечно, у нас есть в запасе, эти пятьдесят лет.
Юлия. Ох, Фредерик! Ты думаешь, что еще любишь меня, несмотря на все это? Может быть, нам лучше уехать сейчас же? Я так боюсь…
Фредерик (прижимая ее к себе). Чего ты боишься? Я здесь.
Юлия. Не знаю. Боюсь именно того, что ты здесь. Ты такой светлый… Ты так от них отличаешься, ты такой чистый. А вдруг ты подумаешь, что и я такая же, как они?
Фредерик (крепче прижимает ее к себе). Я моего муравья знаю.
Юлия. Он умрет от стыда.
Фредерик. Нет. От стыда не умирают.
Юлия. Ты так говоришь. Но ты говорил также, что и от любви не умирают.
Фредерик. Нет, конечно.
Юлия. От чего же тогда умирают?
Фредерик. Я сам себя об этом спрашиваю (Они целуются).
Неожиданно на пороге появляется Люсьен, спустившийся со второго этажа; ворот рубашки расстегнут, в руках книга. Он молча смотрит на целующихся. Заметив его, Юлия отстраняется от Фредерика.
Юлия. Как? Значит, ты был здесь?
Люсьен. Я всегда там, где целуются. Это роковое совпадение: с тех пор, как я стал рогоносцем, я не могу сделать шагу, чтобы не натолкнуться на влюбленных… И, естественно, целующиеся мне омерзительны. Впрочем, продолжайте. Не хочу вас стеснять. И я лгу. В глубине души это доставляет мне удовольствие. Мрачное удовольствие. Я говорю себе: «Вот еще двое, которых хватит ненадолго!»
Юлия. Так-то ты нас приветствуешь? Я привожу к тебе своего жениха, которого ты в глаза не видел, и ты нас так встречаешь?
Люсьен (ледяным тоном). Добрый день, мсье.
Фредерик (протягивая руку). Добрый день!
Люсьен (констатирует). Он вежлив. Он подает руку. Он улыбается.
Фредерик. Я привык. В полку я знал одного типа вроде вас.