В ходе продолжительной и весьма профессиональной беседы они обсудили политическую и оперативную обстановку в США, наметили перспективы и задачи дальнейшей разведывательной работы в этой стране.
А затем, ничего семье не объяснив, Яков Голос из Москвы исчез. Вернулся лишь в двадцатых числах декабря. Тогда-то и перевез Силию и сына на освободившуюся квартиру Константина Кукина.
По каким-то неуловимым приметам, уже став взрослым, Дмитрий Голос пришел к выводу, что отец этот месяц провел в Испании. Если таковое действительно имело место, то не исключено, что в Испании Яков Голос встречался с Александром Орловым. Их могло и должно было связывать тогда одно общее дело: Голос в США активно занимался отправкой американских добровольцев в Интернациональную бригаду, Орлов же на месте подбирал из них людей, способных и согласных стать агентами советской внешней разведки. Весьма высока вероятность того, что при этом» Швед& в какой-то степени руководствовался рекомендациями <3вука».
В конце декабря 1937 года Яков Голос, как оказалось навсегда, покинул Советский Союз.
…Здесь следует хотя бы вкратце сообщить читателю, что стало с Александром Орловым далее.
20 июля 1936 года Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило кандидатуру JI. Никольского для направления на Пиренейский полуостров. Предварительно нарком НКВД Генрих Ягода согласовал это предложение лично с Иосифом Сталиным. В Испанию Никольский под фамилией Орлов направился в сентябре как сотрудник советского полпредства — атташе по политическим вопросам, фактически же как полномочный резидент НКВД и главный советник при правительстве республики по вопросам безопасности и контрразведки. В частности, он участвовал в организации республиканской службы безопасности. По указанию Сталина Орлов организовал вывоз в Советский Союз на хранение золотого запаса республики на сумму свыше 300 миллионов долларов США. Как раз в декабре 1937 года, когда Голос, видимо, находился в Испании, Орлов организовал в Барселоне секретную разведывательную школу.
В июле 1938 года Орлов неожиданно получил приказ срочно выехать в Антверпен и на борту советского парохода «Свирь» встретиться с представителем Центра. Полагая не без оснований, что на пароходе его ждет арест, а затем расправа в Москве, Орлов с женой и дочерью бежал на Запад. В дальнейшем жил в США в Кливленде, штат Огайо, под именем Александр Берг. Дочь Вера, с рождения страдавшая от неизлечимой в те времена болезни сердца, там и скончалась совсем молоденькой.
Зная мстительность Иосифа Сталина и реальные возможности боевиков НКВД, Александр Орлов написал письмо наркому Николаю Ежову, отлично понимая, что тот непременно ознакомит с ним Иосифа Сталина на предмет получения от вождя соответствующих указаний. В письме Орлов обещал никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавать контрразведке западных стран известных ему советских разведчиков. А знал Орлов имена, псевдонимы, адреса, формы прикрытия, характер деятельности до шестидесяти нелегалов и особо ценных агентов, в том числе легендарного ныне Кима Филби, оператором которого был уже и в самое последнее время, находясь в Испании. От наркома, а фактически от Сталина Орлов требовал одного: оставить в покое его семью и не трогать оставшуюся в СССР престарелую мать жены.
Письмо заканчивалось так: «…Я хочу, чтобы Вы по-человечески поняли всю глубину переживаемой мною трагедии преданного партийца, лишенного партии, и честного гражданина, лишенного своей родины…
Помните всегда, что я не изменник партии и своей страны. Никто и ничто не заставит меня никогда изменить делу пролетариата и Сов. власти. Я не хотел уйти из н[ашей] страны, как не хочет рыба уйти из воды. Но преступные деяния преступных людей выбросили меня, как рыбу на лед… По опыту других дел знаю, что Ваш аппарат бросил все свои силы на мое физическое уничтожение. Остановите своих людей! Достаточно, что они ввергли меня в глубочайшее несчастье, лишив меня завоеванного моей долголетней самоотверженной работой права жить и бороться в рядах партии, лишив меня родины и права жить и дышать одним воздухом совместно с советским народом.
Если Вы меня оставите в покое, я никогда не стану на путь, вредный партии и Сов. Союзу. Я не совершил и не совершу ничего против партии и н[ашей] страны.
Я даю торжественную клятву: до конца моих дней не проронить ни единого слова, могущего повредить партии, воспитавшей меня, и стране, взрастившей меня.