– Что это за растение, дорогуша? – Приветливо лепетала я.
– Орфи собирается пересечь местный город, чтобы осечь привратников судьбы, чтобы те вернули мне мой привычный облик.
– Но как же тебе хорошо быть таким какой ты сейчас, нежность моя!
– Я привык быть полу-котом получеловеком, на меня все смотрели с удивлением и угощали различными вкусностями, а сейчас я просто человек… И за этот день никто на меня не поглазел! – Парень сжал кулаки, словно собираясь ими промелькнуть в застенок дверей.
– Но ведь это нормально, когда ты становишься обычным. Когда все перестают обращать внимания. Если тебе так нравится взгляды чужих, то просто прими иной вид, напялив чудных одежд.
– Попробую.
Он ушел, оставив дверь своей комнаты приоткрытой. Через некоторое время по домашним светильникам начал размываться желтоватый дымок, пахнущий жжеными перьями. «Наверняка мастерит себе новые прикиды», – подумала тогда я.
Папашка тем временем находился в стеклянной мастерской, готовя к выходу свежую коллекцию люстр и мастихинов для модного дома Риши. Мужево искусство привлекает не только местную знать, но и далеких удельников из подлунного мира. Он приносит львиную долю золы в нашу семейную казну, каков же красавец!
Подростковая непосредственность вышла на новый уровень, ровняя старый порядок вещей и привлекая новую славность пушистого Мяу. Ребенок превратился в нечто неподражаемое слуху, не улавливаемое взглядом. И скрипит теперь на зубах золотой песок, меняя монеты семьи на услаждение местных стариков. Вкус молодости Орфи напомнил мне мою же молодость, когда я прогуливалась под вековыми деревьями отеческо-матческой мудрости.
Пушистый комочек, забавно вышедший из моей полуокружности, добавил соку дням, превратив их в сверкающее бриллиантовое дерево, которое нескончаемым потоком увлекало в совершенно особенные путешествия души.
Мы с моим будущим мужем повстречались на заре между тысячелетиями, а ребенок появился и того раньше, на скользком полу девяностых годов. Решено было перебраться в более спокойное рдение цветных сосцов, и выбор пал на Осу. Нам понравилась царившая в тех клобуках тишина, а также зеленый лес и пруд с рыбками. Мы думали, что это идеальное место для детства.
И мы оказались правы. Лондау, литературный шедевр моих почивших родителей, пришелся по вкусу пушистому котику. Человеческое не долго спало в этих мяуканиях. И сейчас, этот юноша приносит мне на серебряном блюде голову себя из прошлого. Черная с белым шерсть стала грязной от крови и земли. Я посмотрела сыну прямо в глаза.
– Ты убил себя, свое прошлое, и по твоей улыбке я могу заключить, что ты думаешь, что это славно и хорошо?
– Данный шаг убережет мое будущее от обратного превращения.
– Но еще недавно ты желал обернуться полу-котенком! – Я горестно всплеснула руками, не понимая, чего хочет эта милая проныра.
– Желал и все еще желаю. Эта голова меня приблизит к цели. Дух меня из прошлого намажет мои последующие шаги густой сметаной и мне будет куда проще идти. Он приведет меня к себе в полуявный мир грез, где сны не являются чем-то Таким и только Там будет возможно облечься реальной плотью.
Орфи поглаживал свою отрубленную голову, что блекла на серебре. Он подмигнул мне правым глазом и ушел восвояси. А я осталась стоять, глядя в пустоту, думая только о том, что все пошло слишком кривой дугой.
Пришлось все рассказать папаше. И когда я поведала ему о кровавой жертве сына, он захныкал словно дитя, вскинул голову к небесному потолку и прожурчал сивушной росой: «За что мне эта весть, за что мне такая гадость, за что мне такое горестное очарование детских дней?» Он плакал долго, лишь изредка прерываясь на чай и просмотр стеклянного окна, которое изготавливал для богатых людей.
– Стылую голову нужно отобрать у Орфи и придать огню. Только так мы сможем уберечь нашего сына от простодушного ухода в полупрозрачный мир! – Изрек муж как-то за очередной чашечкой холодного чая.
– Нужно быть мягче с ним, он все-таки ребенок. Наш ребенок.
– Он кот и осел в одном лице. Ему мало человечьего в собственной крови!
Когда мы собирались на короткую или длинную вылазку чья-то дорога пригородила нам путь. Она была хрустальным обломком лунной пыли, а еще пахла как топленое молоко. «Это знак отхода» – прошлось золотым колокольчиком в наших родительских головах. На цыпочках, обходя расставленные тут и там хрустящие колобки, мы преодолевали нить за нитью гнетущее пространство, ведущее в логово нашего сына. Орфи давно спал, что очень облегчало нашу задачу.