Последние дни мы с Мариной чуть ли не каждое утро натыкаемся на какие-нибудь маленькие забавные эпизодики, касающиеся нетрадиционного (или же как раз — традиционного?) русского словоупотребления. Так, например, доходя позавчера до станции метро «Братиславская», мы встретили хорошо одетого молодого человека, разговаривающего с кем-то по мобильному телефону о делах своей фирмы или банка. Высыпав на собеседника набор каких-то бухгалтерско-экономических терминов и названий иностранных компаний, он в завершение инструктажа громко добавил: «Ты только проследи там за этим лично, а то они привыкли всё через ж… делать». А вчера, выйдя из своего подъезда, увидели бригаду дворников нашего ЖЭУ, очищающих освободившиеся от снега газоны от обнажившегося на них мусора. «Ну, прямо как будто не люди тут живут, а какие-то засери!» — с неудовольствием подбирая с земли и складывая в мешок пластиковые бутылки и грязные полиэтиленовые пакеты, громко (чтобы слышали все находящиеся в этот момент во дворе жильцы дома) проговорила одна из дворничих.
Сегодня небольшая группа представителей нашего Союза писателей присутствовала в Свято-Троицкой Сергиевой лавре на церемонии поднятия Царь-колокола, сброшенного большевиками в 1930 году, а нынешней зимой отлитого в Санкт-Петербурге и доставленного в лавру.
После литургии все вышли на улицу, и там, у подножия колокольни, состоялся водосвятный молебен, после которого колокол подняли краном на колокольню. Эта процедура длилась очень долго, день выдался довольно холодный, всё время пытался начаться дождь, и мы все страшно замёрзли, так что весьма своевременной оказалась последовавшая затем трапеза с горячими щами и красным вином, которые помогли немного согреться. Перед трапезой всем гостям лавры вручили памятные медали и подарки…
Оглядываясь на прошедший день, можно сказать, что ничего особо выдающегося сегодня и не случилось — ну, подумаешь, мол, поучаствовали в роли зрителей-статистов в церковной церемонии!.. Но, перебирая в памяти отдельные моменты дня, я вижу, что во всём этом определённо имелся некий высший смысл. Во-первых, нельзя не видеть некой исторической переклички (или того, что я называю «рифмами бытия»), выражающейся в присутствии писателей как при гибели лаврских колоколов в 1930 году, так и при их воскрешении в наше время, — тогда всё это видел и описал в своих дневниках проживавший в Сергиевом Посаде Михаил Пришвин, а сегодня смотрели (и надеюсь, запечатлеем в своих произведениях) мы. Во-вторых, в течение этого необычного дня нам с Мариной было даровано свыше несколько маленьких, но отчетливо осознаваемых сердцем чудес, свидетельствующих о неслучайности всего происходящего в нашей жизни.
1. Так, выходя из Трапезного храма, где совершалась Божественная литургия, мы вдруг увидели стоящего на алтаре игумена отца Тихона, с которым мы вместе участвовали в Крестном ходе по Волге, описанном в моём очерке. Увидев, что он нас с Мариной тоже узнал, мы подошли к нему, расцеловались, и, вспомнив о лежащем в сумке экземпляре «Русского эха», я подарил ему журнал со своей публикацией, где была также и наша общая фотография у Серафимовского источника близ Дивеева, на которой запечатлены я, отец Тихон и еще двое батюшек. «Это что же получается? — удивилась потом Марина. — Что ты вёз сюда этот журнал специально для него! Но мы ведь пять лет с ним не виделись и даже не предполагали, что можем его здесь встретить!..» «Это мы не предполагали, — ответил я, — а Господь, Он заранее знает, кто, где, когда и с кем встретится, поэтому и подсказывает, что надо взять с собой…»
2. Потом была долгожданная трапеза, всех гостей запустили в два больших зала, а для нашей писательской группы почему-то ни в одном из них не нашлось места, и чуть погодя нас посадили в небольшом отдельном кабинете. И, как показало дальнейшее, это было сделано тоже неспроста… Расставили тарелки, начали наливать щи, а молитву никто не читает. Я оглянулся и увидел единственного среди нас молодого священника, сидящего за одним из столов за моей спиной, и попросил его начать молитву. Так установился наш с ним контакт, переросший затем в разговор, из которого выяснилось, что батюшка служит в храме села Красное Старицкого района — то есть в тех самых местах, где я не просто когда-то бывал, но работал журналистом районной газеты и одновременно служил чтецом-псаломщиком в Старицком Свято-Ильинском храме! Я и сейчас довольно часто езжу в эти места — не далее как позапрошлым летом мы провели там всей семьёй почти весь свой отпуск, купаясь в Волге. Но вот за те два года, что не ездили, там произошли довольно значительные перемены, в числе которых и открытие храма в селе Красном, где теперь служит отец Дмитрий Каспаров (именно так, оказалось, его зовут). Знакомый мне иеромонах Вениамин (которого я помню ещё как просто Володю) переведён из Старицы на самостоятельный приход в Берновский храм, а вот игумен отец Гермоген служит теперь не в Свято-Ильинской церкви, а в самом Успенском монастыре (правда, так до сих пор и оставаясь его единственным насельником).