Почти каждое художественное течение откликалось на шекспировские образы, но происходило удивительное явление: старинные пьесы оказались куда более долговечными, нежели отклики на них художников куда более близких к нам времен. Техника репродуцирования улучшалась, а иллюстрации к произведениям Шекспира быстро устаревали. Теперь трудно смотреть роскошные издания этого писателя: исторические композиции и жанровые сценки на сюжеты "Макбета" или "Короля Лира" давно уже воспринимаются как старомодные, отсталые по художественному мышлению, сами же пьесы неизменно кажутся современными, жизненно важными.
В театре дело обстояло лучше. Декораторы нашего века не раз находили удачные сценические площадки и декоративное убранство шекспировских спектаклей.
Среди наших художников есть человек, по-особому связанный с Шекспиром. Речь идет о А. Г. Тышлере. Дело не только в том, что этот художник украшал своей работой спектакли "Ричарда III", "Короля Лира", "Двенадцатой ночи", иногда декорации и костюмы было лучшее в постановке, - а в особом влиянии поэзии Шекспира на творчество Тышлера. Мотивы, начатые в театральных работах, годами развивались в живописи.
Привычное для театра слово "оформление" кажется недостаточным, мало что значащим, когда речь идет о Тышлере. Этот художник не оформляет пьесу, а скорее выражает ее поэзию пластикой. Вместо пересказа образуется род перевоплощения. Тышлер не выстраивает фона для действия и не создает жизненной среды постановки, а как бы продолжает строчки - линиями, строфы пластическими формами, поэтическое движение - цветом. Открывается занавес; еще не слышно ни слова, а стихи уже господствуют на сцене; на подмостках вырос дом - стихотворение, и деревянные скульптуры выстроились суровым ладом старинной баллады; выбежал шут, на его платье отпечатки растопыренных пальцев: пятна - каламбуры.
В театральных городах-поэмах Тышлера средневековая архитектура образовывает новые пропорции, фантастические статуи держат на своих головах залы дворца или застенки для пытки. Горожане наряжены в костюмы, сшитые из неведомых тканей, - материи схожи не с тафтой, бархатом или шелком, а со звуками, ставшими штрихами, переливом цвета, игрой блестящей и матовой поверхности. Даже воздух здесь насыщен особым, мерцающим светом.
На сцене сама поэтическая атмосфера произведения, его пластическое ощущение.
Характер зрительного образа сгущен иногда до почти единого определения. В спектакле "Ричард III" в Ленинградском Большом драматическом театре (1935) декоратор построил не только каменные замки, но и занавес сделал каменным; камни заполнили сцену: грудь людей была сдавлена камнями, - костюмы казались сложенными из кирпичей; выходили люди - каменные башни, каменные руки держали мечи; воротники, сбитые из булыжников, подпирали головы.
Не следует принимать эти слова за преувеличение литературного описания. Художник действительно задумал костюмы, напоминающие стены: квадратики кирпичей набивались на холст, цвет напоминал о камне. Глухие холодные стены и жестокие бездушные люди - неотличимые от бастионов и казематов.
В одной из сцен режиссер хотел вывести маскарадные фигуры. Замысел не осуществился, но остались эскизы костюмов. Художники не раз придумывали причудливые наряды, в голову приходили своеобразные сочетания мотивов и предметов. Но вряд ли самая смелая выдумка могла бы соперничать с одной из тышлеровских масок. Это был костюм "дамы-тюрьмы": голова в железной клетке, юбка - каменный мешок, в прическе - кривые ножи, вместо шляпы - рожа палача.
Эскизы так и остались в папке художника нереализованными. Однако потом в его живописи часто возникали отсветы театральных видений. На одном из холстов синий бык мчался по небу над голубым городом, а на спине животного на высоком стуле сидела дама и играла на мандолине; веселые флаги развевались между рогами быка, были воткнуты в волосы амазонки. Художник любит писать женские портреты; вместо причесок - причудливые сооружения, иногда башни, иногда корзины фруктов.
Кто это? Актрисы неведомого представления?.. Эскизы для какой-нибудь пьесы?.. Нет, образы театральной поэзии, маски народных празднеств.
По-разному можно понимать театр; для Тышлера спектакль - род праздника, радостного дня, когда все несхоже с буднями. В этом праздничном театре можно играть и комедии, и драмы. Нетрудно увидеть в эскизах, посвященных "Ричарду III", и суровость века, и жестокость гротеска. Сама же трагичность не присуща искусству этого художника. Его творчество в своей основе жизнерадостно, и каменный мир "Ричарда III" выстроен все же на театральных подмостках. В представлении - даже трагическом - для Тышлера заключен обязательный элемент радости; горечь и гнев смягчены лиризмом. Вряд ли стоит упрекать за это художника: таков его образный мир. Оказаться в нем - радость для зрителя.
Когда дело доходит до комедии, Тышлер не хочет замечать даже тени грусти. Под синим безоблачным небом несется такой хоровод, что дух захватывает. Это не только веселый карнавал, где каждый забавно вырядился, придумал себе потешный облик, а и маскарад домов. Веселье забралось под все крыши, изменило привычные формы; окаменелое пустилось в пляс. На ветках деревьев плодами расцвели человеческие сердца; выдумщик зодчий выстроил целую улицу на спинах карусельных лошадок.
Что же, каменные костюмы и пестрая гулянка - единственно правильные способы декоративного выражения: трагедии и комедии?..
Иногда слышишь такой вопрос, но вряд ли стоит считать его разумным. Способов выражения неисчислимо много, - на то автор "Двенадцатой ночи" и гений, а слово "правильно" мало что значит в этом случае.
Шекспир принадлежит человечеству, - такие афоризмы высказывались не раз, и звучат они торжественно, однако, говоря по-обычному, это значит и то, что он принадлежит каждому человеку. А если человек - художник. то для него обязательно найдется в шекспировской поэзии и свое, особенное; если же он способен увидеть в общеизвестных пьесах лишь уже показанное, то, может быть, ему, этому художнику, и не стоит браться за постановку?..
Несхожи шекспировские спектакли в различных театрах мира. Играют во фраках и среди сукон, в натуралистических павильонах и в викторианских костюмах, реставрируют "Глобус", выносят постановки на открытый воздух...
Может быть, есть основание сказать, что все эти сценические формы одинаково интересны, неизменно приближают классические произведения к современным зрителям?.. Вовсе нет, идет спор, побеждает не лихая выдумка и азарт оригинальничанья, а глубина понимания, сила выражения, открытие новых сторон образности.
К классическим произведениям нет утвержденного маршрута, и никому не дано права развешивать указующих стрелок и знаков, воспрещающих проход.
Конечно, каждая эпоха знала свои упражнения мракобесов: Шекспира пробовали превратить в мистика, даже в певца нордических идеалов, чего только не пробовали. Но в таких случаях дело было не в своеобразии восприятия, а в способах искажения.
В работах Тышлера предстают шекспировские образы. Трудно не узнать с первого же взгляда Ричарда III, Лира, шута. Однако происходит не только узнавание, а и открытие не замеченных ранее черт; фигуры героев кажутся освещенными новым светом. Это образы Шекспира, увиденные Тышлером.
Таковы свойства природы его дарования; своеобразие видения - особое качество этой природы. Тышлер работал со многими режиссерами, однако следов их замысла не найти в эскизах, все они выражают единое ощущение произведений; зрительный праздник сочинил сам художник.
Одновременно с эскизами декораций Тышлер рисует героев. Менее всего его занимает будущая выставка: наброски делаются на клочках писчей бумаги, на оборотах других набросков.
Рисунки, может быть, самое ценное в этих шекспировских работах. Разумеется, и декорации, и наброски сделаны одной рукой, но многое отличает один род работы от другого. Происходит на первый взгляд странное противоречие: декорации - относятся ли они к "Гамлету" или к "Королю Лиру" варианты одной и той же площадки, скульптуры - то карусельные звери в комедия, то плачущие ангелы в трагедии - поддерживают подмостки, система завес превращает сцену во двор замка или площадь; здесь, в театральном мире, должна разыграться история действующих лиц.