— Помнишь... комаики кусали?
— Ну как же, помню комариков.
— Машу кусали. Вот.
И поднимает ногу, показывает, где именно ее искусали злодеи комары.
* * *
Радуется, когда я шучу,— например, разглядывая картинки в книге, называю собаку лошадью, слона— лягушкой и тому подобное. Иногда верит, что я такой бестолковый, но чаще понимает, что я шучу.
Спрашиваю:
— Это что— слон?
— Лягушка!!!
— Лягу-ушка??!
— Правда, лягушка!
Это “правда” я услышал на днях. И почему-то обрадовался.
23.12.58.
Мама и папа 12 дней были в отлучке— ездили в Москву. Машка осталась на попечении бабушки и тети Ляли. Мы боялись, что она будет тосковать... Ничего подобного. В этом возрасте горевать не умеют.
Впрочем, кто знает...
Внешне девчонка ничем не проявляла своей “тоски по родителям”, была весела, оживлена, жила заботами текущей минуты... Звонили мы в Ленинград ежедневно, иногда по два раза, а Машка не всегда и к телефону бежала, когда ей говорили: “Иди скорей, мамсинька из Москвы говорит”. Даже, пожалуй, забыла нас немножко. Несколько минут дичилась, исподлобья разглядывала нас, когда мы рано утром 18-го явились перед ее светлые очи. Но где-то в глубине души она тосковала, конечно. И вот доказательство.
Третьего дня, то есть на пятый день нашего возвращения, Машка, уже лежа в постели, зовет маму:
— Мамсинька... ложись!.. (То есть ложись рядом.)
Когда мама, устроив постель, ложится, Машка испытующе смотрит на нее и тихо-тихо спрашивает:
— В Москву не уедешь?
* * *
Ночью Машка проснулась, плакала, кричала, звала маму.
Элико прибежала:
— Машенька, детка, что с тобой? В чем дело?
Машка (с выражением ужаса на лице). Мыло потерял а!..
Во сне увидела.
А днем она много возилась в ванной с обмылками— и один из них потерялся, упал в раковину, и она долго не могла его достать. Позже камушком, который играл роль мыла, долго мылила у меня в комнате крохотного голыша, “дитю”. Так что у мыла были основания втереться в ее сновидение.
2.1.59. Ленинград.
...О елке говорили ей давно. Когда папа с мамой уезжали в Москву, ей было объявлено, что едут они за Дедом Морозом, а Дед привезет елку и подарки.
Вообще этого Деда Мороза эксплуатировали сверх всякой меры. Пугали: “Дед Мороз рассердится, если кушать не будешь”, “Если спать не пойдешь— Дед Мороз подарков не принесет”...
Эта дешевая домашняя мифология мне, по правде сказать, не нравилась.
Извлекать “педагогическую пользу” из такой легенды— и делать это на каждом шагу— хорошо ли? Легкий способ. И чем он лучше других способов, когда запугивают волком, трубочистом, милиционером, Бармалеем и так далее?
К счастью, Машу до конца не запугали. Деда Мороза она ждала с почтением, с излишним, быть может, волнением, но без страха.
Елки она не видела до утра 1 января. Принесли ее вечером 31-го, когда Маша уже спала, разукрасили, уложили под ее сенью подарки и тут же поставили полуметрового Деда...
Я оставил Машке послание, в котором раешником сообщалось, что, кажется, елка уже стоит в столовой и что, если не ошибаюсь, Дед Мороз прибыл и находится там же— с подарками.
К сожалению, я не видел, как Машка появилась в столовой. Но мама, прочитав Машке мое письмо, одев ее и разрешив ей войти в столовую, вышла в коридор и через другую дверь наблюдала за девочкой.
Машка ахнула, застыла, глазенки ее забегали по разукрашенным веткам дерева и наконец остановились на фигуре белобородого старика.
— Здравствуй, Дед Мороз,— сказала Маша.— С Новым годом!
* * *
Несколько анекдотов из Машкиной жизни.
— Мама, спей немножко!
— Что значит “спей”? “Спой” ты хочешь сказать? Спеть тебе?
— Да... спей.
И жмурится. Клубочком свертывается под одеялом.
— Что же тебе спеть?
— “Колотушек надавай”.
Это фраза из какой-то народной колыбельной.
* * *
Маша уже такая большая, что поправляет других, когда они говорят неправильно.
Мы втроем в ванной: Маша, мамся и я.
— Папсинька, скажи, ты любишь Машу?— спрашивает мама.
— Лублу,— отвечаю я (точно так, как еще месяц назад говорила Маша).
Маша— на руках у мамы— иронически смеется:
— “Лублу”!
— Папа неправильно сказал: лублу! А как надо сказать?
Отчетливо, четко, изысканно, как-то даже по-французски:
— Лю-блю.
...А вот уже совсем невеселый анекдот.
Перед праздником работала у нас Аня— несчастная женщина, муж которой в тюрьме. На руках трое детей, работает поденно. Дети— мал мала меньше— остаются дома одни, то и дело хворают.
Под Новый год Аня мыла у нас в столовой пол. Машка разговорилась с ней:
— Скоро к Машеньке Дед Мороз придет, подарки принесет, куклу принесет. Мячик принесет.
— А мне он что принесет?
— А тебе... тебе— камушки.
Мама и бабушка, которые работали в соседней комнате и слышали этот разговор, чуть не заплакали от огорчения.
— Правильно, Машенька,— усмехнулась Аня.— Мне только камушки и достаются в жизни.
Уверен, что Машка не только не хотела, но и не смогла бы так зло пошутить. Думаю, что она хотела сказать тете Ане приятное. Ведь камушки в ее обиходе— очень ценная валюта. Самый дорогой подарок, который она получила минувшим летом,— это красивые камушки, привезенные ей в подарок с Черного моря ее двоюродным братишкой Павликом.
2 ГОДА 5 МЕСЯЦЕВ
16.1.59.
По-прежнему любит книги, любит слушать чтение или “читать” сама. Импровизирует и стихи и прозу со скоростью пулемета.
Сегодня болтала минут пять: сочиняла заумные стихи— слова на одну рифму. Перебрала, кажется, все согласные:
Сосиська,
Баласиська,
Маласиська,
Малакиська,
Колосиська,
Тиська,
Валиська,
Палиська -
и так далее.
* * *
Капаем в нос витамин “А”. Я— Машке, Машка— своим куклам.
Для кукол у нас другая, сухая, чистая, пипетка и пустая бутылочка из-под лекарства.
Буквально и пунктуально повторяет все манипуляции, какие только что проделывал я: набирает в пипетку лекарство, капает по очереди в обе ноздри, вытирает у кукол под носиками и даже плачет за них и кричит противным “капризульным” голосом:
— Не хачччу! Не хачччу!..
Причем за каждую куклу на свой особый голос.
* * *
На ужин принесли ей глубокую тарелку манной каши.
— Не хаччу! Большая каша! Большая каша!
Понял: хотела сказать— слишком много каши!..
17.1.59.
Сегодня Маша рассказала маме сказку собственного сочинения.
“Мама пошла в ес собиять гьибы. Пьишол ежик и галавит маме:
— Мама, не собияй гьибы, они— гойкие”.
* * *
Любит рисовать и делает в этой области некоторые успехи. Успехи, конечно, самые микроскопические. Еще недавно она просто чиркала карандашом по бумаге (а еще раньше рвала и царапала карандашом бумагу), а теперь пробует выводить кружочки, ломаную линию. “Нарисует” что-нибудь и кричит:
— Ой, зайчик, зайчик!
Или:
— Папа, смотри! Синдбад!
Иногда что-то угадываешь в этих ломаных и округлых линиях: уши, хвостик, собачью морду.
Очень хочет научиться правильно держать карандаш.
Поминутно спрашивает:
— Так? Пьявильно?
Держит карандаш очень, казалось бы, неудобно— между средним и указательным пальцами. Но ей, по-видимому, так сподручнее.