– Помните, Лидия Семёновна, как вы рыдали на фильме о Лазо, когда его японцы в топку паровоза запихивали? А если б вот про это кино снять, а?
И, забыв хлебнуть, продолжил:
«В Екатеринодаре рубили раненых топорами, выкалывали им глаза, отрубали головы. В Благовещенске были найдены офицеры с иглами под ногтями, с вырванными глазами, с вбитыми в плечи на месте погон гвоздями. В Уссурийском крае в 1918 году были найдены трупы чешских солдат. У них отрезаны половые органы, вскрыты черепа, изрублены лица, вырваны глаза, отрезаны языки. Двадцать пять священников были расстреляны в Перми, а епископ Андроник заживо зарыт в землю…»
Виктор захлопнул журнал, бросил на холодильник, зло высказался в сторону тёщи:
– А вы говорите – Иван Грозный! А вы говорите – тридцать седьмой год!
Нега и комфорт пятницкого вечера улетучились. Остро захотелось скандала, ругани. Виктор со злорадной радостью тирана уже глянул было на жену и тёщу, но в самый последний миг обуздал себя, взял в руки – два курортных дня дороже. Он высвободил из-под обеденного столика затёкшие ноги, вытянулих через всю кухню, расслабился.
– Л-л-ладненько… Чего там местная «Правда» опять врёт?
Он взял областную газету, перечеркнул крест-накрест взглядом первую страницу, вторую, третью. На четвёртой споткнулся.
– Ага… Так, так, так… Вот: «Совершили побег два особо опасных преступника…» Ничего себе! «Убили охранника, милиционера. Вооружены пистолетом и автоматом…»
– Никуда я завтра не поеду, – решительно отрезала Марина, – Ни по какие грибы! Мне что, жить надоело? Там по лесу эти бандюги с автоматами разгуливают, а я поеду…
– Ну, во-первых, автомат у них всего один, – как можно жёстче прервал Виктор, – Во-вторых, чего им в лесу делать? Не май месяц. А в-третьих, по грибы мы поедем в любом случае – даже если весь концлагерь у них разбежится.
– Вот всегда ты так! Лишь бы тебе, лишь бы тебе! – в голосе Марины зазвенели тревожные нотки – слёзы на подходе. – Ну не хочу я, не хочу! Я на работе вымоталась, дома дел невпроворот – дай мне отдохнуть хоть в выходные, в конце концов!
Виктор вслушался в себя: так-с, в руках себя держит – твёрд и спокоен. Победа будет за нами!
– Во-первых, идти завтра по грибы мы договаривались ещё неделю назад. Договаривались? Во-вторых, скоро хорошей погоде конец: завтра у нас последний шанс припасти хоть ведёрко грибов на зиму. Так? И в-третьих, милая моя, какие такие особые дела по дому могут быть у женщины, не имеющей детей, а? Обед, как всегда, Лидия Семёновна сварганит. Сварганите, Лидия Семёновна?
Конечно, Виктор понимал – колет он жестоко, но не мог удержаться, да и сегодня затягивать ссору не хотелось: приходилось бить по больному. Марина сдалась, затихла, не ответила, отвернулась к раковине.
– Ну вот и чудненько, – Виктор звучно хлопнул себя по коленям, встал, привычно долбанулся о плафон. – Чтоб ты треснул!
Потирая затылок, пошёл в прихожую, принялся копаться в нише – собираться в поход. Впрочем, всё рыбацко-грибное снаряжение лежало в куче. Виктор для порядка проверил, в рюкзаке ли всякие мелочи – спички, верёвка, ножи, валидол… Положил туда же туристский топорик: не дай Бог забыть! Успокоенный, устроился в большой комнате перед телевизором.
Вскоре к нему присоединились жена и тёща. Сидели молча, впитывали откровения программы «Новости». После сводки погоды («Ага – Москва пророчит вёдро в наших палестинах!») Виктор привычно переключил на третий канал: чем там на этот раз Невзоров запугивает?
«Муж убил свою жену из ревности. Всю ночь в ванной, таясь от пятилетнего сына, распиливал и разрубал на части труп, выносил в сумках на пустырь, закапывал…
Мужчину тридцати двух лет убили дома жена и тёща (Виктор хмыкнул, покосился на своих), потом отрезали ему голову, руки, ноги, половые органы, вспороли живот, вынули кишки и выложили их на красивом жостовском подносе. Убили после того, как застали его насилующим родную восьмилетнюю дочь извращенческим способом…»
– О, Господи, – вздохнула Лидия Семёновна, закуталась плотнее в шаль.
«В канализационном люке найден труп неизвестной молодой женщины. Жертва изнасилована и зарезана, на теле – двадцать две ножевых раны…»
За десять минут никто, кроме Невзорова, не уловчился бы напихать в уши телезрителей столько ужасов и кошмаров. Но, странное дело, смотреть «600 секунд» становилось уже наркотической потребностью. И если в последнее время Марина по-прежнему смотрела передачу молча, сосредоточенно и хмуро, если Лидия Семёновна продолжала охать, ахать и стенать, то Виктор нервы свои закалил: мог даже в самом убийственном месте телешоконовостей зевнуть, с хрустом, пугая тёщу, откусить яблоко, всласть потянуться – мол, нас не застращаешь, не таковские!