И в этот миг снова раздаётся дробный топ. Виктор вздрагивает, со страхом вглядывается: вслед за первым секачом мчится второй. Этот – поменьше, но жилист, также могуч и весь какой-то тёмный, почти чёрный. Он нагло, с усмешкой буравит человека зрачками и бьёт копытами дальше, за вожаком.
Виктор переводит дух.
И тут до него наконец доходит: бегут звери не по прямой, не мимо, а по кругу. Они огибают его, обегают и теперь находятся уже где-то за спиной. Там, где Марина!
Виктор вертит головой – жены рядом нет. Он, забыв про корзину, бросается сквозь лес, летит сломя голову гигантскими прыжками и уже через минуту слышит смертный крик Марины. Этот крик-вопль раскалённой иглой впивается Виктору в сердце, парализует его. Виктор запинается, падает на четвереньки, крадучись ползёт ещё несколько метров. Раздвигает кусты руками и отшатывается…
На небольшой поляне уничтожают его жену. Марина, совершенно голая, вся в ссадинах и кровоподтёках, распята на толстом стволе поверженного дуба. Она ещё жива. Двое – один коренастый, приземистый, с квадратным щетинистым затылком; второй чернявый, высокий, худой – копошатся над ней. Виктор с ужасом догадывается – убийцы только что изнархатили его жену, глумливо, садистски изнасиловали и теперь, наслаждаясь, добивают. Коренастый, рыча от удовольствия, медленно режет тело Марины ножом, рисует на животе кровавые узоры. Чернявый, похрюкивая, сплющивает пальцы на её руках щипцами, вглядывается в её глаза. Из распахнутого рта Марины вырывается уже не крик, а какой-то дикий предсмертный хрип…
«Что же я? Что же это я? Ведь у меня – топор…»
Виктор пытается заставить себя вскочить, но вязкое оцепенение приклеивает его к сырой земле. И дело, он осознает, не в автомате за спиной коренастого и пистолете, торчащем из-за пояса вертлявого, дело в другом…
Виктор не выдерживает и, зарыдав от бессилия, бьёт кулаком по земле. И тут же, захлебнувшись, испуганно захлопывает рот. Но – поздно. Эти двое, резко развернувшись, прицельно упираются зрачками прямо в него. Особенно невыносим взгляд приземистого.
Виктор, собрав остатки воли, вскакивает и бросается прочь. На бегу оглядываясь, он с безумным страхом видит – убийцы скачут за ним. Виктор нажимает, уже летит почти по воздуху, чудом уклоняясь от стволов и перемахивая коряжины.
«Только б не стреляли! Только б не…»
И тотчас же сзади взрывается автоматная очередь.
«Всё – конец!» – успевает подумать Виктор.
И – падает…
Автоматная очередь не прерывается – какая-то странная, звонкая, заливистая.
Виктор встрепенулся и открыл глаза. Будильник верещал ещё секунду-две. В комнату проникал свет погожего солнечного утра.
Зашевелилась Марина (она удивительно как умела не слышать трезвона будильника), уткнулась в плечо Виктора курносым носишкой, уютно засопела. Виктор всмотрелся в её лицо, неожиданно для себя чмокнул в ухо и весь передёрнулся, вспомнив шизофренический сон.
– Марина… Эй, Марина Васильевна! Вставай, вставай – труба зовёт.
Он ещё раз поцеловал жену, на этот раз – в висок. Марина сразу и полностью проснулась, подозрительно прищурилась:
– Чего это ты?..
Виктор бережно хранил в себе умильно-благодушное настроение, сменившее давящий ночной страх. Даже Лидия Семёновна, как всегда колготившаяся сверх меры, долго не могла вывести его из себя. Лишь когда она уже в пятый раз завела: «Друг от дружки там в лесу не отходите… В чащобу далеко не лезьте…» – Виктор одёрнул:
– Ну сколько можно, Лидия Семёновна? Может, прикажете вокруг дома нашего грибы искать? Идите досыпать, ей-Богу, не мотайте нервы на кулак.
– Да я чего? Ничего… – привычно стушевалась Лидия Семёновна. – Только вы в чащобу-то шибко уж не лезьте – встренете кого ненароком…
Тьфу! Лучше молчать.
На автостанции людей уже – хоть митинг открывай. Корзин и пластмассовых вёдер – море разливанное. Паразитство! Конечно, надо было первым рейсом, шестичасовым, ехать, а теперь – к бою готовьсь!
Виктор, расхристанный и пунцовый, выдрался с билетами от кассы, застегнулся. Марина ждала на платформе. Остатки утрешнего настроения ещё имелись, Виктор пошутил:
– Давай всучим диспетчеру трояк, пусть объявит по автовокзалу: мол, сбежали два вооружённых преступника, бродят по лесу вокруг города. Точно говорю – сразу в пустом автобусе поедем.
Марина не настроилась на его волну, хмуро буркнула:
– А может, и вправду бродят. Радости мало.
– Да хватит тебе! Боишься – домой иди. Я и один две корзины наберу.
И вновь, как давеча утром, что-то шевельнулось в душе Виктора – захотелось приобнять жену, прижать к себе, чмокнуть в щёку. Марина в модных изящных очках и по-бабьи завязанном платочке, казавшаяся ещё тоньше под просторной не по росту штормовкой, была сейчас – как и когда-то, в первые дни их жаркой томительной любви – родной, милой, желанной…